Гуляния с Чеширским Котом

В комфортабельном номере я успокаиваюсь, лишь выпив глоток виски (не из дорогущего мини-бара, а из бутылки, купленной в магазине): ведь фланелевые брюки наконец-то купил (о, счастье идиота!), и твидовый пиджак приобрел и классические туфли марки «Баркер» в эдаких пупырышках. Соединение всех этих роскошных ингредиентов в гармоничный букет сделает меня настоящим джентльменом, и я сольюсь, сольюсь в экстазе со всеми королевскими конногвардейцами. Надеваю новоприобретенное, веером выпускаю из верхнего кармана цветастый платок и уверенно спускаюсь в ресторан на ланч.

Не так уж и шикарно. Где вы, богатые джентльмены? Из тех, кто по выходным нарочито небрит и бродит в драных джинсах (или вельветовых штанах) и пуловере, обернув вокруг шеи шарф, с непокрытой головой. Зато в будни выбрит до синевы и одет в полосатый костюм с хризантемой в петлице. Правда, один директор универмага недавно уверял меня, что полосатые костюмы, брюки из кавалерийской саржи (не путать со спаржей!) давно вышли из моды. Не поверю никогда: просто директор командует универмагом ширпотреба…

После ланча выходим с Котом на променад, и вдруг я слышу беседу по-русски. Звучит диалог с легким матерком, он интригует (о чем же все-таки говорят «новые русские», если говорят?), стараюсь держаться рядом, но боюсь, что засекут, — во мне ведь тоже со стороны виден русский — и все же тянусь за их спинами, словно опытный наружник, стараясь усечь разговор.

— На первый взгляд все выглядит хорошо! — поучает длинноногий в джинсах супружескую пару, очевидно недавно прибывшую в Лондон. — На самом же деле… например, плачу дикие деньги за ихнее телевидение. Но ведь это полное дерьмо по сравнению с нашим! Собираюсь скоро поставить нашу «тарелку»…

Патриотический запал меня умиляет, и я отстаю, размышляя, что буржуазия бывает не только компрадорской, рано или поздно в ней просыпается национальная гордость, связанная с желанием не потерять накопленное (или награбленное) и сохранить его в жестокой конкуренции с Западом.

— А не взглянуть ли нам на «Старый чеширский сыр»? — предлагает Кот. — Только не пить: ты и так уже принял в номере виски. Вообще-то следовало бы назвать этот паб «Чеширский Кот». Такое дерьмо, как чеширский сыр, не заслуживает даже упоминания. Ты пробовал когда-нибудь эту гадость?

Я спешу унести Кота из этих мест и уже в Сити врезаюсь сразу в трех русских, определяю их по походке вразвалку (руки в брюки), по равнодушию и даже презрению, с которыми они взирают на дорогие витрины. О, это очень богатые люди, это уже короли бизнеса! Первоклассные костюмы, купленные на Бонд-стрит, где считается неприличным вешать на товары ярлык с ценой. Отменные ботинки, шелковые итальянские галстуки, а у одного даже типично джентльменский, длинный зонт с бамбуковой ручкой. Но не укрыться от взгляда чекиста-пенсионера. За этим маскарадным блеском проглядывает партийный работник, ныне директор приватизированного завода, и уже поживший старший бухгалтер, которому вдруг на старости лет подфартило. А кто же этот третий, молодой да ранний, с татуировкой на руке, уверенный в движениях? Конечно, зона. Англичан они считают бедняками и идиотами, не умеющими делать деньги и вечно дрожащими перед лицом закона. Став крезами в считанные месяцы или дни, они не представляют себе, что состояние можно наживать веками и честным путем, они любят деньги, но не знают, как их тратить. Им уже скучно оттого, что можно купить и красивую девицу, и самый дорогой «люкс», и шампанское из погребов какого-нибудь графа де Бофор, и самого графа, и его замок.

Захожу в собор Святого Павла, смотрю на надгробие погибшим во время Крымской войны 1854–1856 годов. Там идет служба, играет орган. Рассматриваю посетителей (снова старина Карамзин: «Взглядывали и на англичан, которых лица можно разделить на три рода: наугрюмыя, добродушныя и зверския») и держу путь на Тауэр.

Улочки тут узкие, от них вьются проходы к набережной, по дороге к знаменитой крепости со сладким предвкушением наслаждения захожу в музей пыток. Чекистская натура выздоравливает от такого музея (забываешь о зверствах «органов»!): там восковые фигуры заливают друг другу воду в глотки, четвертуют, придавливают тело камнями, вырывают щипцами куски тела и ногти, сурово рубят головы. Иногда рядом кто-то исступленно визжит, загорается окровавленная голова Анны Болейн, и падают в обморок потрясенные посетительницы. И все же существовала и английская доброта: обреченных на смерть вели по длинной дороге из Восточного Лондона в Гайд-парк, где уютно располагались виселицы, причем по пути накачивали в пабах, чтобы веселее было висеть. Более того, любой свободный горожанин или горожанка могли освободить жертву, пожелав вступить с нею в брак. Известен случай, когда приговоренная к повешению англичанка прямо на месте казни отвергла предложение, сделанное мужиком из глазеющей толпы, заявив, что предпочитает виселицу жизни вдвоем с таким уродом.