Гуляния с Чеширским Котом

Уже давно великие умы сулят финал человечества. Еще в 1956 году Джон Осборн писал в «Таймс»: «Это письмо ненависти. Оно для вас, мои соотечественники, я имею в виду тех людей моей страны, которые ее осквернили. Людей с пальцами маньяков, тянущих слабое, заброшенное тело моей страны к смерти. Я надеюсь, что эта ненависть вспрыснет в меня жизнь. Я думаю, она сохранит меня на несколько месяцев. А пока: будь проклята, Англия! Ты разлагаешься и очень скоро исчезнешь!»

Страна не исчезла, но исчезла Империя. Уплыла в Лету и наша Империя и, между прочим, вместе с империями укатилось яблоко раздора: впервые в истории между Россией и Великобританией нет явных геополитических противоречий.

Чеширский Кот схватил медную трубу и начал в неё дуть. Прогремели английский и российский гимны. Мы оба встали, обнялись и запели, слезы блестели на наших глазах. Только тогда я заметил, что мы поём оба гимна одновременно, и в этом проявление нашей национальной гордости, а значит, и будущих конфликтов. К тому же борьба за экономическое влияние на том же Кавказе никуда не исчезла…

Куда идет Англия? Куда идет Россия?

Отнюдь не перелицовка империй и стран волнуют меня — ведь они проходят через всю историю человечества. В своё время Герцен восхищался идеей Миля: «Постоянное понижение личностей, вкуса, тона, пустота интересов, отсутствие энергии ужаснули его; он присматривается и видит, как ясно всё мельчает, становится дюжинное, рядное, стертое, пожалуй, «добропорядочнее», но пошлее. Он видит, что в Англии (это Токвиль заметил во Франции) вырабатываются общие стадные типы, и, серьезно покачивая головой, он говорит своим современникам: «Остановитесь, одумайтесь! Знаете ли, куда вы идете? Посмотрите — душа убывает!»» Убывает!

Душа убывает!

Где крупные личности, куда они делись? На экране маячат пресные, ясноликие телеведущие и истерически орущие поп-певцы и певуньи! Почему исчезают крупные писатели? Где фигуры, соразмерные Сноу, Уэйну или Энтони Берджессу? Утешает Оливер Голдсмит: «Этот упадок не зависит от чьей-то злой воли, а является естественным ходом вещей. В течение двух-трех тысячелетий Природа через надлежащие промежутки времени производит на свет великие умы с усилием, подобным тому, которое влечет за собой смену времен года. Эти умы появляются внезапно, живут отпущенный им век, просвещают мир, затем умирают, как осыпавшийся колос, и человечество вновь постепенно погружается в прежнее невежество. А мы, простые смертные, озираемся по сторонам, дивимся упадку, пытаясь постигнуть его тайные причины, относим их за счет небрежения талантами, меж тем как на самом деле это вызвано оскудением творческой мощи. Нас поражает застой в науках и искусстве, и нам неведомо, что плодоносная осень миновала и утомленная Природа копит силы для новых свершений. Поэтому упадок любой нации следует объяснить не случайностью, а естественным ходом вещей».

Хочется верить, но не верится.

Душа убывает…

В результате на свет появится генерация англичан и русских, неотличимых друг от друга, сереньких, скудненьких роботов, не только без национальных, но и без всяких характеров[111]. Торжество усредненности. Торжество демократии? Торжество всеобщей буржуазности?

«Бродяга, судьбу проклиная…» — надоела эта тоска, еще с родителями я тянул ее за праздничным столом.

Бодрее, колонель, выше голову, пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет мама! «По улице Пикадилли я шла, отбивая шаг. Когда вы меня любили, я делала все не так…»

Может, выйти к этим русским порезвиться? Нет. Они придут сами, они не могут не прийти. Главное — это выдержка, разве не этому учили? Английская выдержка, о которой столько написано, этому у них стоит поучиться. Ложусь на кровать в вельветовых брюках рыжего цвета, ставлю рядом вино. Бродяга, судьбу проклиная… с сумой на плечах… Не наша ли это русская судьба? Или это английская судьба во времена короля Лира, когда озверевшие бродяги слонялись по всей стране?

Снится кошка, она скребется в дверь, потом стучится коготком. Видимо, покрытым красным лаком.

— Извините, сэр, — она еле мямлит по-английски, улыбается до ушей, смолит сигаретой. — У вас не найдется взаймы до завтра… до сегодняшнего утра… пятидесяти фунтов?

Ну и наглость! А может, намек? Плата вперед? Только достану банкноту, как она обнимет меня и потащит в койку, срывая с себя белье на ходу. И пропали денежки. Впрочем… 50 фунтов — не деньги за такое удовольствие, решительней, старина, решительней! Будь настоящим мужчиной. А вдруг обманет? Возьмет деньги и слиняет навсегда? Не будем играть с огнем, обдумаем, взвесим, примем решение, — и я делаю растерянную английскую рожу, словно ничего не понял.

— Посмотри на него внимательно, Ксюша, — говорит мужской голос по-русски, — ведь на морде написано, что жмот! Типичный английский засранец!

— Извините, мисс, — говорю я, лаская альвеолы оксфордским акцентом и дрожа щеками от обиды. — К сожалению, у меня только кредитная карточка…

— Тут внизу банкомат… — перебивает она.