Гулящая

«Выпьют. Черт их не возьмет!» — подумала Христя.

Вечерело. Пора самовар ставить, горячим чаем согреться, скоро хозяин вернется.

Христя поставила самовар и села доедать свой ужин — луковицу с сухарем. Вот и хозяин идет.

— Расселась тут, а самовар бежит, — крикнул он.

Христя бросилась в сени и принесла самовар. Хозяйка заварила чай, дети соскочили с печки, и все уселись за стол.

— Наливай, уже настоялся, — говорит хозяин.

Из чайника потекла какая-то мутная жижа.

— Ты, верно, из колодца воду брала?

— С какой это радости? — возразила Христя.

Хозяева попробовали чай.

— Врешь, — заорал хозяин. — Вода из колодца!

Христя молчала.

— Раз в день воды принести не можешь, дармоедка! — не унимался хозяин.

— Сам иди в такую вьюгу к речке! — не стерпев, огрызнулась Христя.

— А коли так — вон из моего дома, зараза!

— Куда я пойду, на ночь глядя?

— Хоть к черту в зубы! — крикнул хозяин и, схватив Христю за руку, потащил ее из хаты.

— Подожди. Дай хоть собраться.

Он отпустил ее, и Христя принялась напяливать на себя лохмотья и тряпье.

«Куда я денусь ночью?» — не покидала ее неотвязная мысль. Она не жалела о случившемся. Решение оставить этот дом созрело у ней давно. Смущало ее только, что на дворе ночь и ненастье.

Намотав на себя все, что только можно было, Христя остальное тряпье связала в узел и, вскинув его на спину, молча вышла из хаты.

Выходя из хаты, вдруг она услышала окрик хозяина.

— Эй! Подожди!

— Что еще?

— Возьми с собой свою воду! — крикнул хозяин.

— Подавись ею! — бросила ему в ответ Христя и не успела оглянуться, как холодная вода окатила ее с головы до ног. Потом хлопнула дверь, загремел засов, и все стихло.

Христя промокла до нитки. А тут еще позади послышался смех, шутки… Страшная злоба овладела ею. Она наклонилась, подняла кусок льда и запустила им в хату. Послышался звон разбитого стекла, шум, крики… Христя пустилась бежать и вскоре скрылась в темном пролете улицы. Мокрая и холодная одежда липла к телу. А где ее высушить?

Она уже была на другом конце города, когда мелькнула тревожная мысль: куда же идти?

Безнадежность и отчаяние охватили ее. Она опустила свой узел около забора и села на него… «Куда теперь?» — «В Марьяновку, — точно подсказал ей какой-то голос, — там твоя родина, земля, дом… Там не околеешь с холоду. Туда, туда, в Марьяновку!»

«Но не ночью же идти туда… Заблудишься, дороги не найдешь, замерзнешь в поле. Днем — другое дело».

Невдалеке раздался свисток ночного сторожа. Вот он и сам показался в длинном тулупе.

— Ты кто? Чего тут сидишь? — спросил сторож.

— А куда ж мне деться?

— На место поступить, работать. Шлюха! Уходи отсюда, а то я тебя!

Христя взяла узел и поплелась дальше. Вслед ей раздался пронзительный свист сторожа — ей казалось, что он проник в самую глубину ее опустошенной души.

Она плелась все дальше и дальше, заглядывая то в одни ворота, то в другие, как заблудившаяся собака в поисках убежища. Но все ворота и калитки на запоре, дома выстроились, как немые сторожа. Сквозь замерзшие стекла окон проникает свет, доносятся пенье, говор, смех… «Хорошо там людям, тепло, уютно… и мне когда-то хорошо было, пока не измотали, не испоганили и выбросили на улицу, как ненужную вещь».

Острая жалость к себе охватила Христю. Не раз хотелось ей разбить эти освещенные окна, где люди блаженствуют. Пусть они знают, что на улице погибает человек!

А мороз крепчал. Христю пробирает дрожь, рук она уже не чувствует, а все идет, идет, не зная куда… Вот уже и окраина города, просторный выгон. Что ждет ее… неужели смерть на улице?

— Пусть будет, что будет! — решила она и пошла дальше, думая только о том, чтобы не сбиться с дороги.

Вдруг какой-то огонек замаячил в темноте: то блеснет, то скроется… Она пошла прямо на свет. Идти пришлось недолго… Замелькали хаты, показались огни.

«Пойду попрошусь. Неужели и здесь не пустят?» Она подошла к окну, приникла к замерзшему стеклу — ничего не видно. Однако слышится говор. Христя постучала.

— Кто там?

— Пустите, ради Бога, переночевать.

Говор затих.

Вот стукнул отодвигаемый засов, дверь распахнулась, и на пороге появился солдат.

— Что тебе?

— Нельзя ли у вас переночевать?

— Эй, Маринка, женщина просится переночевать.

— Пусть идет дальше. Нам и самим тесно.

— Марина! Неужели и ты меня не пустишь? — взмолилась Христя, узнав голос подруги.

— Кто это? — удивленно спросила Марина.

— Это я — Христя.

— Куда же ты?

Христя вошла в хату. Сбросив с себя лишнюю одежду, она поскорее забралась на печь, чтобы хоть немного согреться.

Марина сидела около маленькой лампочки и что-то шила. Солдат мешал ей, шутил, смеялся. Марина сердилась, ругала его, колола иголкой.

— Смотри, глаза выколю! — говорила она угрожающе.

— Не буду, не буду! Оставь!

Христя не обращала на них внимания. Она с жадностью впитывала в себя тепло, которое постепенно разливалось по ее телу. Вместе с теплом она обрела покой и тихую радость… Незаметно подкрадывается сон, мысли путаются, теплые волны обволакивают тело… Христя и не заметила, как уснула.

Проснулась она не скоро. Тихо. Марина сидит одна, по-прежнему склонившись над шитьем.