Гулящая

Пан пришел умываться. Поливая ему на руки, она внимательно к нему присмотрелась. Голова его уже лысела, в редких волосах пробивалась седина, спина сутулилась, лицо желтое с рыжими бакенбардами. Господи, какой же он противный!

Вскоре вышла и пани. Лицо у нее белое, свежее, румяное. «И зачем она вышла за такого?» – подумала Христя. Она боялась поднять глаза; ей казалось, что хозяйка, взглянув на нее, сразу догадается, что она вчера подглядывала.

Встал и паныч. Потом пили чай. Хозяйка, как обычно, наливала сама, а пан разговаривал с панычом. Один хвастается выигрышем, другой – неожиданной гостьей, а хозяйка усмехается, порой тоже слово вставит. «Ну и скрытные эти паны!» – думает Христя. Еще она заметила, что хозяйка как-то особенно нежно целует Маринку и неприязненно поглядывала на Ивася, похожего на отца. Но это продолжалось одну минуту, потом лицо ее снова стало ласковым, приветливым, веселым.

Христе очень хотелось обо всем этом рассказать Марье. Если б та спросила, она бы сразу все и выложила без утайки. Но Марья, необычайно бледная, молча крошила бураки. «Надо отложить до другого раза», – подумала Христя.

Весь день Марья и Христя были задумчивы и молчаливы. Христя никак не могла успокоиться. А Марья? Отчего она грустит? Никому в глаза не взглянет, ни с кем не заговорит.

После обеда Христя заметила слезы в глазах Марьи. В сумерки, побежав в сарай за углем, Христя застала там Марью горько плачущей.

– Тетечка! Что с вами? – спросила ее Христя.

Марья только махнула рукой и уткнулась лицом в подушку. Настал вечер, а вскоре и ночь подоспела. Марья не нарядилась, как накануне. Грустная, она молча сидела в кухне и только время от времени вздыхала.

Хозяева тоже посидели немного на веранде и пошли спать.

– Тетка, вы в сарае ляжете? – спросила Христя.

– А что?

– Лягу и я с вами; в хате душно.

– Ложись.

Христя взяла рядно, подушку и побежала стелить постель. Когда они легли и погасили свет, непроглядная темень охватила их; ни зги не видно – как в гробу! Христя лежит, прислушивается. Вот что-то треснуло, потом – словно мышь скребется.

– Тетка!

– Что тебе?

– Тут крыс нет?

– Не знаю.

Снова тихо. А с улицы доносится шум.

– Так и в селе шумят, – сказала Христя. – А весело на улице!

– Бывает весело, – откликнулась Марья. – Где я не бывала? Только в пекле не была… да и там, верно, хуже не будет, чем здесь.

– Что же с вами случилось?

– Состаришься, если все будешь знать. Спи лучше.

– Что-то не спится… – сказала Христя и немного погодя спросила: – А вы, тетка, правду сказали о нашей хозяйке?

– Какую правду?

– Что она паныча любит.

– И ты заметила?

Христя начала рассказывать о ночном происшествии. И странное дело: Марья точно ожила, даже перешла на постель к Христе.

– Ой, Боже! На что только любовь не толкает? – промолвила она, тяжело вздохнув.

– И что оно такое – эта любовь? – спросила Христя.

– Поди же ты! Невелика вроде пташка, а сила у нее большая. Не люби, Христя, никого! Ну его к бесу! Покоя и сна лишишься, о еде забудешь, а под конец еще обдурят тебя, как меня, глупую.

– Кто же вас обдурил, тетечка?

– Долго рассказывать… Да и мало ли кто! Если б на этих обманщиков вылились те слезы, что я из-за них пролила, они бы в них потонули. Боже, Боже! И зачем ты мне дал такое проклятое сердце? Но ничего не поделаешь. Такая уж, видно, мне горькая доля выпала. А может, и не такая суждена была, так паны толкнули на эту дорогу.

– Какие паны? – спросила Христя.