Гулящая

– Друга? – сказала она громко, и голубые глаза ее потемнели. – О, я знаю вас, мужчин. Все вы коварны, у-у!

И она с такой грацией погрозила пальцем, так очаровательно улыбнулась, что, если бы никого не было, Григорий Петрович так и припал бы к ручке.

– Неужели все? Мало же вы знаете нас, коли так, – сказал он с притворным равнодушием. Попадья пристально посмотрела ему в глаза.

Еще минута – и он, верно, не выдержал бы ее обжигающего взгляда, но она оставила его и подошла к Пистине Ивановне и о чем-то начала болтать с ней. Его сердце усиленно забилось.

«А ну, посмотрим, чья возьмет», – подумал он, поглаживая бороду. Начались крестины. Гости остались в гостиной, только хозяйка с попадьей пошли в детскую.

– Не по куму выбрали куму, – произнесла она, заглядывая в глаза Пистине Ивановне.

– Да видите, жена головы. Обойти ее как-то неловко. Знаете наши обычаи, – оправдывалась Пистина Ивановна.

Попадья молча улыбнулась.

– Как вас зовут? – спросила Пистина Ивановна.

– Наталья Николаевна. Только зовите меня просто – Наташа, – она обняла и поцеловала Пистину Ивановну.

«Девочка!.. Ей бы еще гулять с подружками, а не быть попадьей», – подумала та.

После крестин мужчины перешли в другую комнату и засели за карты.

В гостиной остались только женщины и Григорий Петрович. Говорили больше он и попадья, остальные молча слушали.

Наталья Николаевна сетовала на здешние порядки и с грустью вспоминала о прелестях губернского города. Григорий Петрович нарочито с ней не соглашался. А она, когда ей нечего было возразить, грозила собеседнику кулачком. Как она была хороша в этом притворном гневе! Пухлые губы раскрываются, как розовые лепестки, сверкают ровные ряды белоснежных зубов, а щеки и глаза горят.

– Мотовка она – спору нет, но глядите, как красива! – прошептала жена головы на ухо судейской секретарше.

– А что эта красота? – оттопырив губы, сказала та. – Разве для того только, чтобы мужчинам на шею вешаться. Видите, как она заигрывает.

– И стыда у нее нет, – вмешалась в разговор жена Кныша. – Рада, что на паныча напала, и тарахтит, как пустая бочка. А с нами небось и рта не раскроет.

В это время Пистина Ивановна позвала Григория Петровича.

Попадья обратилась к женщинам:

– Вам не скучно? Мы только с Григорием Петровичем разговариваем.

Жена головы переглянулась со своими подругами.

– Да, только вас и слышно, – прошептала жена Кныша.

– Мы, душечка, радуемся, на вас глядя, – ехидно сказала секретарша.

– Давайте играть в фанты, – предложила попадья.

– Не играли сызмальства, а на старости учиться поздно, – сказала жена головы.

Попадья ничего не ответила и, сделав несколько шагов по гостиной, ушла в комнату, где мужчины играли в карты.

– Видели, как носом закрутила, – сказала секретарша.

– Проглотила пилюлю, – злорадно произнесла жена Кныша.

– Мне в фанты играть? – отозвалась головиха и, склонившись к секретарше, захихикала; остальные последовали ее примеру. Толстые и круглые, как дыни, они колыхались от смеха, подталкивая друг друга в бока; их лица еще больше расплылись от смеха, а из глаз катились слезы; и только худая, долговязая Кнышиха, как ворона, тупо на них уставилась и ядовито усмехалась.

Тем временем попадья подошла к мужу.

– Что, везет тебе? – спросила она, прислонившись к его плечу.

– Ве-е-зет! – протянул он. – Большой шлем взял.

– Беда с батюшкой, – сказал секретарь суда, – всех обыгрывает.

– Присядьте ко мне, может, принесете мне счастье, – предупредительно подвигая ей стул, сказал Кныш.

Попадья, поблагодарив, села.

– Сват, сват, – пригрозил Кнышу секретарь суда, – а что сваха скажет?

– Завидно стало? – сказал Кныш, сдавая карты.

– Я всем счастье принесу, всем, – улыбаясь, сказала попадья.

Пока сдавали карты, все хранили молчание. Из гостиной доносился приглушенный смех.

– Глядите, наши там не дремлют, – сказал секретарь суда.

Попадья повернулась, чтобы заглянуть в гостиную, и на пороге увидела Григория Петровича.

– Давайте будем тоже играть в карты, – предложила она.

– Кто же?

– Вы, я.

– Во что?

– В нос.

– Как это?

– Давайте карты! – закричала попадья и, пройдя в гостиную, уселась около небольшого круглого столика.

Григорий Петрович разыскал карты. Быстро тасуя их, попадья говорила:

– У кого останутся карты, того по носу бить.

Она начала сдавать.

Пока шла игра, в гостиной было тихо; жена головы и секретарша только искоса поглядывали на играющих.

– Вышла, вышла! – вдруг закричала попадья и захлопала в ладоши.

– А теперь что? – спросил Григорий Петрович.

– Подставляйте нос! Сколько у вас карт осталось? Целых пять!..

Она схватила пять карт и собиралась ими ударить Григория Петровича по носу, но он увернулся.

– Чур! Не отворачиваться!

– Так больно же будет.

– А если я останусь?… Разрешается только закрыться картами и выставить один кончик.

Григорий Петрович покорился.

– Раз! – крикнула попадья и ударила картами по носу. – Еще четыре раза! – и она залилась смехом. – Два, – промолвила она тихо и уже слегка задела его картами, и так же в третий раз.

– Не будет же и вам пощады! – сказал он, сдавая карты.

В другой раз она осталась с десятью картами.