Гурманы невидимого: от "Собачьего сердца" к "Лошадиному супу"

«Люди работали торопливо, жадно и весело. Высоко на молотилке стоял Матвеич. Он принимал снопы и направлял их в огромную пасть трясущейся и ревущей машины»

[Николаева 1951: 358].

Молотилка — машина, с помощью которой можно поглотить и усвоить (перемолоть) Питание. Это сильная машина, которая поглощает всё — в том числе и Невидимое. В «Лошадином супе» также имеется сцена жатвы, которая проясняет функцию молотилки:

«Борь, ты свяжись с Самсоновым, пусть он пригонит пару говнососок, мы маски на мель скинем, а говнососки шлангами их засосут»

[Сорокин 2001: 300-301].

Коммунистические машины питания работают как дренажные устройства: их функция — эвакуация избытка Невидимого, который потребитель не может усвоить, поскольку он питается именно тем, что нельзя усвоить. Проблема дренажных работ в том, что Невидимое можно эвакуировать только внутрь, другого места эвакуации питание не знает. Смех возникает, когда внутрь видимого предмета проникает Невидимое и предмет начинает надуваться Невидимым. Но в тоталитарном пространстве гротеска, где предмет раздувает от Невидимого так, что Невидимое становится сверхвидимым, возникает «проблема комизма и смеха»: смех становится проблемой, потому что смех негде разместить. Платонов и Бахтин нагнетают гротеск, не давая повода и возможности рассмеяться. Сорокин угощает читателя такими сценами, которые заставляют его балансировать между хохотом и тошнотой. В конечном счете писатель всегда надувает читателя, забывая при этом одну вещь:

«это человек, а не шина»

[Сорокин 1999: II, 701].