Гусар. Тень орла. Мыс Трафальгар. День гнева

– Они поступили в ваше распоряжение, и, стало быть, отвечать за них вам, а не мне!

Препирательство это продолжается уже добрых четверть часа. Полковник Наварро, начальник штаба артиллерии и прямой начальник капитанов Веларде и Даоиса, напуганный сведениями из парка Монтелеон, поспешил в казармы Мехорада. Хиральдес встревожился не меньше, узнав, что два взвода волонтеров, которые он под командой капитана Гойкоэчеа отправил в парк, перешли на сторону бунтовщиков и приняли участие в боевых действиях. И нанесли французам очень значительный урон. В таких обстоятельствах обоим полковникам стоит крепко задуматься о том, каковы для них будут последствия.

– Как вы могли доверить отряд Педро Веларде?! Ведь он же был в невменяемом состоянии! – вопрошает полковник Наварро.

– Он сбил меня с толку, – ответствует полковник Хиральдес. – Этот ваш полоумный капитан угрожал взбунтовать весь полк!

– Надо было его арестовать!

– Чего ж вы его сами-то не арестовали – своего-то подчиненного?! Зачем воду в ступе толочь? Не арестовал, потому что мои офицеры тоже были разгорячены донельзя и хотели вывести полк на улицу. Чтобы не допустить этого, мне не оставалось ничего иного, как отрядить Гойкоэчеа с тридцатью тремя волонтерами… И, как выясняется теперь, я правильно сделал! Никакого братания с чернью, никаких стычек с французами! Однако то, что происходит в Монтелеоне, – это катастрофа! Сущее бедствие. Уверяю вас, честью своей клянусь – это самое настоящее несчастье.

– Вот и признайтесь в этом. Всем скажите.

– Да? А кто выпустил из Главного штаба этого сумасшедшего?! Кто направил в Монтелеон капитана Даоиса? Не вы ли? И не ваш ли это парк? А? Ваш, полковник Наварро, и люди эти – ваши! Повторяю вам: мои волонтеры могли только подчиниться, другого выхода у них не было!

– Почем вы знаете?

– Я предполагаю.

– Ах, предполагаете?! И в своем рапорте капитан-генералу тоже предполагаете предположить это?

– С вашего позволения, я именно это уже и написал! – отвечает Хиральдес, воздев палец. – Я отправил донесение Негрете, где указал, что не имею ни малейшего отношения к этому беспримерному безобразию! Вам, может быть, любопытно будет узнать, что он мне на это ответил? Что умывает руки. И это еще не все! – Хиральдес хватает со стола исписанный лист бумаги и тычет его под нос артиллеристу. – Вместе с распиской о получении он направил мне копию письма, которое Мюрат прислал сегодня утром в Верховную хунту. Читайте, читайте… Только что получено.

С настоящей минуты предписывается, прекратив всякого рода попустительство, незамедлительно восстановить в городе спокойствие, ибо жители Мадрида в случае неповиновения испытают на себе все пагубные последствия оного.

– Ну, как вам это нравится? – спрашивает Хиральдес, забирая бумагу. – Ясней выразиться просто невозможно… Мало того, когда я послал одного из моих адъютантов в Монтелеон, чтобы привел этих дикарей к покорности (замечу, что это должны были бы сделать вы, полковник!), они в разгар мирных переговоров выпалили из пушки и перекрошили множество французов… Впрочем, как там обернется с Монтелеоном, мне уже не слишком интересно. Меня больше занимают сейчас последствия…

– Вы имеете в виду себя и меня?

– Ну да, в известной степени… Мы ведь с вами отвечаем за это… Но не только – тут речь обо всех. Вы же читали, что пишет Мюрат… Как не вовремя все это, Наварро, ах как не вовремя!

Полковник Фалькон, испытывая перемешанную с глубочайшей растерянностью досаду, откланивается. Оказавшись на улице, решает сам взглянуть, что происходит у парка Монтелеон, и направляется вверх по улице Сан-Бернардо, однако уже на углу Ла-Пальмы французы, невзирая на мундир и густые эполеты, останавливают его грубым:

– Arretez-vous![148]

Полковник, с трудом складывая французские слова – начатками языка он овладел во время пиренейской кампании, – просит вызвать начальство, но добивается того лишь, что к нему подходит прыщавый юнец с маленькими усиками. По знакам различия Наварро видит, что это младший лейтенант 5-го полка 2-й пехотной дивизии, которая еще утром была расквартирована в Эль-Пардо. Французы двинули в город все наличные силы, понимает он.

– Пюиж пассэ… иси… сильвупле…[149]

– Interdit! Reculez![150]

Наварро Фалькон показывает на золоченые бомбы, вышитые у него на воротнике:

– Я – начальник штаба…

– Reculez!