«Должно быть, теперь очень заторопилась, выскочила на минутку из дома и забыла спрятать», – подумала принцесса, присела к столу, небрежно положила укладочку на колени и стала перебирать одну за другой знакомые вещички, бросая их поочерёдно себе на платье. Так добралась Эрна до самого дна и вдруг заметила какой-то косоугольный, большой плоский осколок. Она вынула его и посмотрела. С одной стороны он был красный, а с другой – серебряный, блестящий и как будто бы глубокий. Присмотрелась и увидела в нём угол комнаты с прислонённой метлой… Повернула немного – отразился старый узкий деревянный комод, ещё немножко… и выплыло такое некрасивое лицо, какого принцесса и вообразить никогда бы не сумела.
Подняла она брови кверху – некрасивое лицо делает то же самое. Наклонила голову – лицо повторило. Провела руками по губам – и в осколке отразилось это движение. Тогда поняла вдруг Эрна, что смотрит на неё из странного предмета её же собственное лицо. Уронила зеркальце, закрыла глаза руками и в горести пала головою на стол.
В эту минуту вошла вернувшаяся кормилица. Увидала принцессу, забытую шкатулку и сразу обо всём догадалась. Бросилась перед Эрной на колени, стала говорить нежные жалкие слова. Принцесса же быстро поднялась, выпрямилась с сухими глазами, но с гневным взором и приказала коротко:
– Расскажи мне всё.
И показала пальцем на зеркало. И такая неожиданная, но непреклонная воля зазвучала в её голосе, что простодушная женщина не посмела ослушаться, всё передала принцессе: об уродливых добрых принцах, о горе королевы, родившей некрасивую дочь, о её трогательной заботе, с которой она старалась отвести от дочери тяжёлый удар судьбы, и о королевском указе об уничтожении зеркал. Плакала кормилица при своём рассказе, рвала волосы и проклинала тот час, когда, на беду своей ненаглядной Эрне, утаила она по глупой женской слабости осколок запретного зеркала в заветном ларце.
Выслушав её до конца, принцесса сказала со скорбной улыбкой:
– В Эрнотерре никто не смеет лгать!
И вышла из дома. Встревоженная кормилица хотела было за нею последовать. Но Эрна приказала сурово:
– Останься.
Кормилица повиновалась. Да и как ей было ослушаться? В этом одном слове она услышала не всегдашний кроткий голос маленькой Эрны, сладко сосавшей когда-то её грудь, а приказ гордой принцессы, предки которой господствовали тысячу лет над её народом.
Шла несчастная Эрна по крутым горным дорогам, и ветер трепал её лёгкое длинное голубое платье. Шла она по самому краю отвесного обрыва. Внизу, под её ногами, темнела синяя мгла пропасти и слышался глухой рёв водопадов, как бы повисших сверху белыми лентами. Облака бродили под её ногами в виде густых хмурых туманов. Но ничего не видела и не хотела видеть Эрна, скользившая над бездной привычными лёгкими ногами. А её бурные чувства, её тоскливые мысли на этом одиноком пути? Кто их смог бы понять и рассказать о них достоверно? Разве только другая принцесса, другая дочь могучего монарха, которую слепой рок постиг бы столь внезапно и незаслуженно…
Так дошла она до крутого поворота, под которым давно обвалившиеся скалы нагромоздились в обычном беспорядке, и вдруг остановилась. Какой-то необычный звук донёсся до неё снизу, сквозь гул водопада. Она склонилась над обрывом и прислушалась. Где-то глубоко под её ногами раздавался стонущий и зовущий человеческий голос. Тогда, забыв о своём огорчении, движимая лишь волнением сердечной доброты, стала спускаться Эрна в пропасть, перепрыгивая с уступа на уступ, с камня на камень, с утёса на утёс с лёгкостью молодого оленя, пока не утвердилась на небольшой площадке, размером немного пошире мельничного жернова. Дальше уже не было спуска. Правда, и подняться наверх уже стало невозможным, но самозабвенная Эрна об этом даже не подумала.
Стонущий человек находился где-то совсем близко, под площадкой. Лёгши на камень и свесивши голову вниз, Эрна увидела его. Он полулежал-полувисел на заострённой вершине утёса, уцепившись одной рукой за его выступ, а другой за тонкий ствол кривой горной сосенки; левая нога его упиралась в трещину, правая же не имела опоры. По одежде он не был жителем Эрнотерры, потому что принцесса ни шёлка, ни кружев, ни замшевых краг, ни кожаных сапог со шпорами, ни поясов, тиснённых золотом, никогда ещё не видала.
Она звонко крикнула ему:
– Огей! Чужестранец! Держитесь крепко, а я помогу вам.
Незнакомец со стоном поднял бледное лицо, черты которого ускользали в полутьме, и кивнул головой. Но как же могла помочь ему великодушная принцесса? Спуститься ниже для неё было и немыслимо и бесполезно. Если бы была верёвка!.. Высота всего лишь в два крупных человеческих роста отделяла принцессу от путника. Как быть?