Гувернантка

Короткая стрижка должна была привнести в ее облик изысканность и лоск, подчеркнуть ее свободу и независимость, но в действительности придала ей сходство с кроликом, с которого содрали шкурку. Во всяком случае, так казалось ее матушке.

— О, Мэрион! Что ты с собой сделала! — запричитала та, увидев новую прическу дочери.

«Это не я, это миссис Маккласки», — недобро подумала тогда Мэрион. Как ни крути, трудно следовать моде, когда в кармане нет ни гроша.

— Это называется «итонская стрижка», мама. Сейчас такое очень модно.

— Какая-какая стрижка? — недовольно переспросила миссис Кроуфорд. — Бандитонская? Оно и видно!

Однако же утонченный гость из столицы сделал Мэрион комплимент! Впрочем, обнадеживать его она не спешила. Но это было и не нужно: Валентин безо всяких приглашений бодро устремился вслед за девушкой.

— А куда вы направляетесь? — поинтересовался он, поравнявшись с ней.

— На Грассмаркет.

Его черные глаза удивленно округлились.

— Вы там… живете?

Мэрион так и подмывало подшутить над ним, но она, неожиданно даже для самой себя, ответила правдиво:

— Нет, только преподаю в свободное время.

Он перекинул тяжелую сумку на другое плечо.

— Что ж, я впечатлен!

Мэрион сделала вид, будто его похвала ее нисколько не тронула.

— Я хочу стать учительницей и как раз сейчас изучаю педагогику. И дети из малоимущих семей представляют для меня профессиональный интерес.

Она нисколько не сомневалась, что после этих слов Валентин уйдет. Как правило, новость о том, что Мэрион работает в трущобах, повергала людей в ужас. Спустя три года после печально известного биржевого краха и последующих экономических бедствий в народе укрепилось убеждение, что бедные сами виноваты в своих несчастьях. Но даже если это и правда, в чем Мэрион очень сомневалась, дети тут ни при чем.

Она решительно продолжила путь, прибавив шагу. К ее изумлению, Валентин по-прежнему шел рядом, несмотря на свою тяжелую ношу.

— В самом деле? Это же замечательно! — воскликнул он.

Может, и замечательно, но только с одной стороны. С другой же — страшно, жестоко и несправедливо. Еженедельные визиты Мэрион в трущобы познакомили ее с миром, который ужаснул бы и самого Диккенса. Нищета и зловоние — это еще полбеды, куда хуже то, как бедность воздействовала на умы — в самом прямом смысле слова. Дети, растущие в трущобах, страдали от рассеянности, соображали медленно, а от долгого недоедания начинали слепнуть и глохнуть. На то, чтобы прочесть книгу — пусть даже самую простую, — у них уходила целая вечность.

До Королевской Мили оставалось всего ничего. Пока они шли, на улице распогодилось и над городом раскинулось безоблачное синее небо. На севере поблескивал, точно сапфировый ковер, залив Ферт-оф-Форт. С южной же стороны возвышался над городскими башенками и шпилями величественный Трон Артура[4]

. А над громадными вратами Эдинбургского замка нарядно блестел на солнце золотистый герб с королевским девизом — «Nemo Me Impugne Lacessit».

— «Никто не тронет меня безнаказанно», — с ходу перевел Валентин.

— Или, как сказали бы шотландцы, «ты со мной не шути, др-р-ружище!» — вставила Мэрион, по-шотландски растягивая согласные.

— Но с ними все же шутили — и дошутились, — заметил Валентин. — Марию Стюарт и Карла Первого казнили. А Якова Второго и Красавчика принца Чарли[5]лишили трона. На месте этих господ, — он выразительно кивнул на Холирудский дворец, — я бы поостерегся.

— Чего именно?

Его взгляд под непослушными прядями, упавшими на лоб, вдруг заметно посерьезнел, а Мэрион вновь отметила про себя, какое же у него красивое и благородное лицо, пухлые, выразительные губы, острые скулы.

— Всенародной пролетарской революции! — провозгласил он.

— Вы республиканец?

Его темные глаза сверкнули.

— Монархия как институт безнадежно устарела. Как вообще можно оправдывать систему, внутри которой все привилегии, власть и положение в обществе определяются исключительно происхождением?! В современном мире ей не место! — заявил он и, немного помолчав, взволнованно добавил: — Победа рабочих над правящим классом исторически неизбежна: это так же верно, как и то, что на смену зиме приходит весна!

— Так вы коммунист! — ахнув, воскликнула Мэрион.

— Ну да, красен насквозь, и что с того? — с усмешкой спросил он и посмотрел на нее.

Пространство между ними, казалось, наполнилось электрическими разрядами. Мэрион никак не могла отделаться от мысли, что он не только «красен», но и прекрасен — настолько, что у нее аж перехватило дыхание, а внизу живота разлилось тепло.

Он приоткрыл сумку, и Мэрион увидела, что та до отказа набита газетами с красной эмблемой «серп и молот» и крупным заголовком — «Дэйли Уоркер».

— Мне пора, — торопливо сказала она и сбежала по темным ступеням, ведущим от Замковой скалы.

Внизу ее ждала грязная мостовая и неприветливые, мрачные дома с высокими фронтонами. Когда-то здесь обитала городская аристократия. Теперь же Грассмаркет стал убежищем — если это слово тут вообще уместно — для людей совершенно иного сорта.