Гвардейцы стояли насмерть

Голиков пожал мне руку и направился к блиндажу, где находились связисты.

...Наконец, наступила минута, от которой мы начали отсчитывать сталинградское время.

- Передовой отряд готов к выступлению! - доложил мне Червяков.

Он в каске, плаще, на груди автомат. Рядом с ним - Соркин. Вслед за Червяковым он также доложил:

- Отряд бронекатеров готов к переправе! За их спинами застыл батальон.

Проходим перед строем молча. В тишине не слышно даже дыхания людей. А может, его заглушает шорох наших шагов по песку.

Все, что нужно было сказать, давно сказано политработниками и командирами всех степеней. Каждый боец знает, что с этой вот самой минуты для него только один путь - вперед, до полной победы или до тех пор, пока бьется в его груди сердце.

При трепетном отблеске пожарищ на том берегу я всматриваюсь в лица бойцов. Одних я помню по боям в Голосеевском лесу под Киевом, другие запомнились в дни окружения под Конотопом, по разгрому щигровско-тимской группировки врага, третьи встречались во время отхода из-под Харькова. Новичков, что пришли в дивизию под Камышином, намного больше.

Все бойцы и командиры в плащ-палатках и касках кажутся похожими друг на друга, потому в полумраке я еле различаю старшего лейтенанта Ф. Г. Федосеева, заместителя Червякова, командиров стрелковых рот Дрогана, Колеганова, Кравцова и других.

После бронебойщиков Бурлакова со своими длинными, как музейные пищали, ружьями ПТР стояли батарейцы 45-миллиметровых противотанковых орудий. И ружья "пэтээр", и "сорокапятки" - это единственные боевые средства Червякова для борьбы с танками. Да разве еще противотанковые гранаты и бутылки с горючей смесью. Немного!

Я вспоминаю приказ Голикова обозначить передний край и говорю об этом Червякову.

- Посигналим красными ракетами, - отвечает он. Все. Пора. Я жму Червякову и Соркину руки и желаю удачи. Откозыряв, они расходятся: один - к голове колонны, другой - куда-то вниз, в темноту, к своим бронекатерам.

Вскоре послышалась команда:

- На посадку - марш!

Я взглянул на светящийся циферблат часов. Было два часа ночи.

Горящая баржа мешала посадке. На том берегу что-то заметили, от разрывов мин и снарядов вокруг катеров закипела вода. Катера отошли немного ниже, в тень. Туда потянулись и колонны отряда.

Первый катер, который, как мне сказали, повел сам Соркин, отчалил все-таки, окольцованный водяными столбами, а на стрежне к нему, как к намагниченному, потянулись с берега трассы ружейно-пулеметного огня. По спине невольно пробежал холодок.

- Тяжело ребятам, - проговорил Елин.

- Очень, - согласился я. - Хуже нет, когда по тебе бьют, а ты бездействуешь.

- Эх, огнем подбодрить бы их отсюда, - вздохнул комполка Елин.

Я вспомнил слова Голикова и сказал:

- Там все перемешалось сейчас: где свои, где чужие - не разберешь. Как слоеный пирог.

При свете вражеских ракет было видно, что катера вот-вот подойдут к берегу. Вдруг в небе взвилась красная ракета и сразу же послышался, как громкий скрежет, треск наших автоматов.

- Огневая завеса, - произнес я почему-то шепотом. Елин все же расслышал, сказал:

- Наверно, люди выбрасываются на берег, не дожидаясь причала катеров, обеспечивают высадку...

По звукам боя мы стараемся определить, что происходит на том берегу. Вот в сплошной треск автоматов ворвались залпы из винтовок, отдельные хлопки гранат. А вот на флангах, кажется, заговорили пулеметы.

Бой разгорается. В него включается все больше и больше огневых средств. Под кромкой берега замелькали длинные огненные языки. Это открыла огонь минометная рота лейтенанта Деркача.

Наконец, мы услышали то, чего боялись: редкие хлесткие выстрелы противотанковых ружей. Неужто танки? А орудия или еще на катерах, или бездействуют, завязнув в прибрежном песке. Но вот прозвучал первый резкий выстрел из противотанкового орудия, за ним - второй. Молодцы! Вероятно, пушки вынесли на руках.

По вспышкам выстрелов и разрывов уже обрисовываются контуры плацдарма, захваченного бойцами Червякова. Красными ракетами он обозначил свои фланги и передний край, дав возможность левобережной артиллерии поддерживать действия передового отряда и дальнейшую переправу.

Но почему-то вместо того, чтобы расширять плацдарм и дожидаться переправы второго батальона, передовой отряд начал углубляться в оборону противника.

- Куда он зарывается? Как он обеспечит фланги? - вырвалось у меня.

Я знал Червякова храбрым командиром, но не думал, что он так опрометчиво полезет вперед.

* * *

Вслед за передовым отрядом Червякова на баржи, плоты, катера и лодки стали садиться остальные батальоны елинского полка. К переправе готовился полк Панихина.

А к берегу Волги всю ночь беспрерывно прибывали подводы и автомашины с различным грузом. Бойцы тут же разбирали хлеб, сухари, консервные банки, пачки концентратов, ящики с патронами, гранаты, бутылки с горючей жидкостью, махорку и сахар и по прогибающимся трапам с берега переходили на переправочные средства.