Гвардии Зенитчик. Огневая позиция «попаданца»

— Слушай, походи по рынку, посмотри иголку для швейной машинки.

На просьбу Ивана ответил согласием, сидеть просто так быстро надоело, и я рад был походить, поглазеть. «Зингер» с ножным приводом, еще дореволюционный, стоял в хозяйской спальне. Швейная машинка была символом достатка крестьянской семьи. Шустрые агенты компании успели столько своего товара распродать в России, что отдельные экземпляры в сельских домах встречаются до сих пор, причем, по большей части, вполне работоспособные. А что? Агрегат надежный, практически вечный, его только смазывать нужно вовремя. Слабое место его — это ломающиеся иголки и капризные шпульки.

Нужный товар отыскался в дальнем углу. Торговал им неприметный дедок в драповом пальто, явно ему великоватом, и серой кепке, надвинутой на самые глаза. Не став ввязываться в торговлю сам, я решил сходить за Иваном, он местные цены лучше меня знает. Когда я вернулся, около коноваловской телеги стояла женщина с двумя детьми. Товарообмен явно подходил к концу, крестьянин получил какой-то сверток, женщина взвалила на плечо тяжелый мешок.

— Отрез сторговал, — поделился радостной новостью Иван, — Аннушка себе юбку сошьет, а может, и мне на штаны хватит. А ты иглы нашел?

— Нашел.

Я объяснил ему, где найти искомое.

— Посторожи телегу.

Иван метнулся в указанном направлении, а я все смотрел в след отошедшей женщине. Невольно в памяти всплыла другая — тоже с двумя детьми, но в другом «городском» платье и с дамской сумочкой. Может, они и есть причина хронокатаклизма? Последовали моему совету, уехали из Ленинграда до начала блокады и остались в живых? Очень даже может быть. На дальнейшие события я не очень обращал внимание. Появился хозяин, прихватил с телеги мешок и опять исчез. Опять появился. Подходили другие люди, присматривались, торговались, что-то брали. После полудня телега опустела.

— Ну что, обратно поехали?

— Езжай один, я здесь на некоторое время задержусь.

— А как же…

— Доберусь как-нибудь, ты за меня не волнуйся, дела у меня тут образовались. Извини.

И я, закинув на плечо сидор, зашагал в сторону железнодорожной станции.

— Эй, открывай давай! Слышь! Вы там спите все или уже сдохли!

Скорый поезд Самара-Москва стоит здесь всего три минуты, а я уже две с половиной из них обиваю кулаки о запертую дверь вагона. Наконец, когда моя мысль уже металась между желанием попробовать счастья у двери следующего вагона и боязнью в последний момент оставить начатое, раздался сухой щелчок и дверь распахнулась.

— Здравствуй, красавица, опять я к тебе.

«Красавица» сдала назад освобождая проход.

— Шлындают тут всякие туда-сюда.

Едва я повис на поручнях, как со стороны паровоза раздался гудок и по составу прокатился лязг буферов.

— В вагоне мест нет, — порадовала меня проводница.

— Тогда, может, к себе в купе пустишь?

— Еще чего?!

Ну ладно, ладно. Не очень-то и хотелось. Я протиснулся в проход, ведущий внутрь вагона, а женщина осталась закрывать дверь под неторопливый, пока еще, перестук колесных пар. Мест в вагоне действительно не было. Люди сидели на всем, на чем можно было, на полках, чемоданах, узлах, каких-то котомках, на верхних полках лежали по двое. И как только не падали на разгонах и торможениях? Я пробирался по узкому проходу, уворачиваясь от свисающих с полок ног, пару раз наступил кому-то на ноги, услышав про себя и своих родственников массу интересного. В конце концов, нагло сдвинув в сторону замухрышистого солдатика, втиснул свой сидор на пол и уселся на него. Разбуженный неожиданным вторжением в его сон военный попытался возмутиться, но я молча сунул ему под нос кулак, и он заткнулся.

Сверху над головой висели чьи-то грязные ботинки, через человека слева храпел какой-то мужик, а брошенный в вагонную атмосферу топор взлетел бы к потолку. Но я сильно не огорчался — через пару часов будет Рязань и часть пассажиров выйдет. Правда, тут же в вагон набьются новые, но за те минуты, пока будет происходить смена, всегда есть шанс занять места получше, может, даже забраться на верхнюю полку. Я поерзал на мешке, устраиваясь удобнее, чем вызвал недовольное бурчание соседа справа. За время, прошедшее с момента нашего расставания с Иваном, сидор существенно облегчился. «Парабеллум», чистые бланки и большую часть денег я спрятал в лесочке, недалеко от райцентра, решив, что таскать это хозяйство с собой слишком опасно.