Гвардии Зенитчик. Огневая позиция «попаданца»

Бах! Выстрелила танковая пушка. Трассер достал одну из «штуг», и она замерла. Банг! Немецкий снаряд срикошетировал от лобовой брони нашего танка, когда он уже двинулся назад. Рывком проскочив несколько метров и укрывшись за домом, танк замер. Дизель продолжал молотить на холостых оборотах, но сам танк оставался неподвижным. Я подбежал к танку, вскарабкался на броню и постучал по башенному люку.

— Эй, танкеры, вы там живы?

Снаряд броню не пробил, но даже в этом случае приложить их должно было очень хорошо. Секунд пятнадцать ничего происходило, потом дизель заглох, люк откинулся, и в нем показалась чумазая голова в черном ребристом шлеме.

— Га?!

Говорил танкист неестественно громко, почти кричал. Я тоже почти кричал, чтобы он меня услышал.

— Живы, говорю?

— Ага!

— Ты уходить отсюда будешь?

— Ни, тут воювати буду. Солярки майже зовсим немае.

Понятно, идея прицепить третью пушку к танку потерпела фиаско.

— А снаряды?

— Трохи е.

— С бригадой связаться пробовал?

— Нема звязку.

— Ладно, понял.

Я спрыгнул с танка и побежал к своим, там меня уже ждали.

— Ну, что? — поинтересовался Илизаров.

— Три «артштурма». То ли третьи, то ли четвертые, не разобрал, «свинорылые». Около роты мотопехоты. Одну самоходку фрицы потеряли, остальные отошли. Похоже, передовой отряд. Танкисты остаются, у них в баках почти сухо. Связи с бригадой нет.

— Сейчас остальные подтянутся, — предположил Аникушин, — артиллерию подвезут и…

— Ты лучше скажи, что делать будем? — прервал его я.

— Я остаюсь, — неожиданно заявил Илизаров. — Возьму двух добровольцев и третью пушку, с ней вы все равно далеко не уйдете. А вы уходите, мы с танкистами их здесь придержим.

Признаться, я испытал облегчение. Решение бросить одно из орудий и спасать остальные было первым, которое пришло в голову. Но за оставленную без боя пушку по головке не погладят, значит, кто-то должен остаться с ней.

— Где встать думаешь?

— Там, за сараем.

— Где???

Длинный сарай непонятного назначения находился за пределами хутора на другой стороне глубокого оврага. Этот же овраг ограничивал маневр немецкого левого фланга, а обход справа вынуждал их сделать приличный крюк и приводил к большой потере времени. К тому же именно в том направлении находилась наша бригада, до которой мы так и не смогли добраться. Учитывая господство в воздухе немецкой авиации, не знать о ней немцы не могли. Поэтому наиболее вероятным направлением второй атаки было такое же, как и первой. Собрав против одной «тридцатьчетверки» пять-шесть своих самоходок, немцы могли рассчитывать на ее быстрое уничтожение. С пятисот метров все может решить одно попадание, второй раз танкистам вряд ли так повезет. А мы им помочь мало чем могли — для сорок третьего года бронепробиваемость снарядов 61-К была явно недостаточной. По крайней мере, «штурмгешютц» нам в лоб не взять. Выбранная Илизаровым позиция позволяла обстрелять немецкую бронетехнику в борт, причем под углом почти в девяносто градусов, тут у нас был шанс.

— За сараем, — повторил Илизаров.

Говорил он спокойно, как будто речь шла о выборе места для воскресного пикника. Эту спокойную решимость я за ним и раньше замечал, но его неожиданно проявившаяся готовность в любой момент, без каких либо внешних эмоций, пойти хоть на смерть, хоть к черту в зубы пугала и восхищала одновременно. Так как было у этой позиции два существенных недостатка: по оврагу немецкая пехота могла незамеченной подойти вплотную, а двести метров чистого поля до первых строений хутора не оставляли шансов дойти до них живыми.

— Хорошо, — согласился я, хотя Илизирову мое согласие было до лампочки, он уже все решил сам. — Минут десять-пятнадцать-двадцать у нас еще есть. Пушку откатите вручную, нечего фрицев грузовиком дразнить. Снарядов сколько возьмешь?

— Два ящика бронебойных, два осколочных. Думаю, хватит.

— Ищи добровольцев и действуй. Я с танкерами договорюсь, вы начнете, они вас поддержат. Аникушин готовь остальных к маршу.

Я второй раз подбежал к танку и взобрался на него. На этот раз башенный люк был открыт, а один из танкистов лежал у угла дома — наблюдал за немцами.

— Эй!

— Га?! — откликнулся командир танка.

— Тебя как звать?

— Мыкола.

— Слушай, Мыкола, мы во-он там, за сараем сейчас пушку поставим. Как немцы на полкилометра подойдут, она им во фланг начнет, а как они к ней повернутся — ты сразу подключайся.

— Зрозумив, не дурний.

Я уже собрался спрыгнуть с танка, но тут танкист остановил меня.

— Стий. Я тоби адресу напишу. Як Фастив звильнят ти моим батькам повидомь, що син их, лейтенант Кулиш, в бою впав… Ну ти зрозумив.

Лейтенант! А я с ним как…

— Понял, товарищ лейтенант, пишите.

Пока он карябал строчки карандашом по мятой бумажке, захватанной грязными пальцами, я посмотрел, как идут дела у наших. Грузовики уже развернулись, и расчеты цепляли к ним орудия. Третьего видно не было — скрылось за строениями.

— Тримай.

Лейтенант протянул мне бумажку. Я, не читая, аккуратно сложил ее и положил в нагрудный карман гимнастерки.

— Прощай, лейтенант.

— Удачи тоби.