Гвардия советского футбола

Владимир попал на фронт уже в первый месяц войны. А Всеволода не взяли. Нужно было сначала закончить школу. К тому же юноша работал на заводе «Прогресс», и ему полагалась отсрочка до достижения девятнадцати лет. Вскоре семью Бобровых эвакуировали из Ленинграда в Омск — туда перевели завод.

Всеволод учился, работал и играл в футбол. Он выделялся на фоне остальных игроков, и слава о нападающем скоро стала греметь по всему Омску. По-прежнему Всеволод рвался на фронт. В декабре его призвали, рядовым. Через несколько недель ему предстояло отправиться под Сталинград.

Но фамилия «Бобров» была вычеркнута из списка. Почему? Список попал на глаза капитану Дмитрию Богинову, в прошлом известному ленинградскому спортсмену. Богинов, комиссованный по причине тяжелого ранения, работал в челябинском военкомате.

«Богинову было известно, что по решению государственных и партийных органов некоторых ведущих футболистов страны, как и некоторых артистов, ученых, не отправляли на фронт, используя их для работы в тылу. Это решение было мудрым и дальновидным, оно свидетельствовало о глубокой вере в грядущую Победу и закладывало основы послевоенного развития искусства, физической культуры и спорта. Безусловно, в тот момент Богинов не предполагал, что из маленького Севки Боброва, какого он знал, вырастет выдающийся футбольный форвард. Но он вспомнил прекрасную, зрелую игру — Владимира Боброва, которого, возможно, уже нет в живых; перед его глазами возникло постаревшее, сникшее лицо Михаила Андреевича Боброва, который проводил в армию второго сына… И дарованной ему, капитану Богинову, властью решил не брать на фронт красноармейца Всеволода Боброва, словно этот Всеволод Бобров был одним из лучших футболистов страны. Богинов ткнул пальцем в фамилию „Бобров“ и приказал писарю:

— Такие маломерки мне не нужны. Вычеркни и перепиши лист».

И Бобров стал курсантом Ярославского военно-интендантского училища, эвакуированного в Омск. Тем временем из блокадного Ленинграда сумели вывезти двенадцатилетнего Бориса — двоюродного брата Всеволода. Мальчик потерял родителей и мог погибнуть от голода. Михаил Андреевич усыновил племянника. Всеволод Михайлович считал Бориса своим родным братом. Вскоре приехал на побывку Владимир. Но радость встречи была омрачена. Умерла Лидия Дмитриевна. Не выдержало сердце. Всеволода не сразу оповестили, да и из училища отпустили с опозданием. И на похороны матери он не успел.

Молва об омском курсанте, прекрасно играющем как в футбол, так и в хоккей, дошла до Москвы. Бобров забивал в каждой игре по три-четыре гола, а матчи, где ему доводилось забивать по одному мячу, считал провальными. В 1944-м Всеволода пригласили в ЦДКА. В хоккейную команду.

В ЦДКА

Всеволод поразил даже видавших виды армейцев. Тренировалась команда в парке у площади Коммуны, где каток заливали на месте теннисных кортов, — теперь примерно на этом месте построен Музей Вооруженных сил. И когда Бобров в первой же двусторонней игре подхватил мяч, когда он без разбега, словно пущенный из катапульты, сразу набрал полную скорость и стал одного за другим обводить противников, многие буквально ахнули. Всеволод с легкостью перекидывал клюшку из руки в руку, прикрывал мяч корпусом, и защитники не могли справиться с ним. Играющий тренер ЦДКА Павел Коротков, на собственной «шкуре» испытавший неудержимость бобровского дриблинга, был изумлен, и уже самая первая тренировочная игра бесповоротно решила вопрос о том, что новичок Бобров должен выступать за основной состав.

На хоккейной площадке Боброва заметил Борис Андреевич Аркадьев. Тренера поразили и техника, и скорость, и сила рук молодого нападающего, и его результативность. «Я пришел на первую тренировку хоккейной команды посмотреть на новичка, и то, что я увидел, поразило меня. Прежде всего я увидел, что новичок, попав в общество чемпионов страны, не чувствовал себя экзаменующимся и держался уверенно и спокойно и в раздевалке, и на льду. Я сразу всё понял: это был настоящий, волей божьей талант и мастер индивидуальной игры. „Проходимость“ Боброва при помощи скоростной обводки сквозь оборону противника была буквально потрясающей… А после разыгранного приза открытия хоккейного сезона все заговорили о появлении новой хоккейной „звезды“ небывалой величины».

Но приглашать в футбольную команду Всеволода не спешили. Лишь летом 44-го Аркадьев взял молодого нападающего на сбор в Абхазию. И то не в качестве основного игрока. Аркадьев считал, что Всеволоду нужно дозреть.

Война близилась к концу. Семья Бобровых перебралась из Омска в Москву. Всеволод становился ведущим игроком хоккейной команды, а Борис Аркадьев уже думал, как ввести Боброва в футбольный ЦДКА. Возможно, даже двух Бобровых, ибо Владимир планировал тоже вернуться в большой спорт. Но в марте капитан артиллерии Бобров подорвался на мине и получил серьезное ранение. Ногу чудом удалось спасти, однако ни о каком футболе или хоккее не могло быть и речи.