Гвенди и её шкатулка

«Он следил за мной, — думает Гвенди, — потому что я каждый день так делаю, когда добираюсь до верха». Она краснеет. С этим ничего нельзя поделать, но румянец — это только на поверхности. А под ним — некий вызов, упрямство; то, что, собственно, и гонит её на эту лестницу. И ещё Фрэнки Стоун.

— И вот моя версия: кто-то прошёлся по твоему весу или внешности, или, может, по тому и другому, и ты решила взять дело в свои руки. Ну как, попал? Может, не в яблочко, но где-то близко.

Может, потому, что он незнакомец, ему она может сказать то, в чём не призналась родителям. А может, дело в его голубых глазах, в которых светится любопытство и интерес, но нет ничего обидного для неё — или она просто этого не видит.

— Один мальчик из школы, Фрэнки Стоун, начал называть меня «Гудиер». Ну, как…

— Как дирижабль. Да, я знаю дирижабли «Гудиер».

— Угу. Фрэнки — какашка.

Она думает, не рассказать ли о том, как Фрэнки скачет по площадке и распевает: «Я — Фрэнки Стоунер! От меня тёлки стонут!», но решает, что не стоит.

— Другие мальчишки тоже начали меня так называть, и некоторые девочки подхватили. Не мои подруги — другие девочки. Это было в шестом классе. С сентября я иду в среднюю школу, и… в общем…

— Ты решила, что это прозвище ты туда с собой не возьмёшь, — говорит мистер Ричард Феррис. — Понимаю. Знаешь, у тебя ведь и росту прибавится.

Он мерит её взглядом, но не так, как это сделал бы маньяк. Скорее с научным интересом.

— Думаю, ты дорастёшь до пяти футов десяти-одиннадцати дюймов. Для девушки это немало.

— Я уже расту вовсю, — говорит Гвенди, — но ждать я не собираюсь.

— В общем, как я и думал, — говорит Феррис. — Не ждать, не ныть и стонать, а решать проблему. Брать быка за рога. Это достойно восхищения. Потому я и хотел с тобой познакомиться.

— Рада была поболтать, мистер Феррис, но теперь мне пора.

— Нет. Ты останешься.

Он больше не улыбается. Его лицо приняло строгое выражение, а голубые глаза, кажется, стали серыми. Шляпа отбрасывает на его лоб узкую тень, похожую на татуировку.

— У меня кое-что для тебя есть. Подарок. Потому что ты — то, что надо.

— Я не беру ничего у незнакомых, — говорит Гвенди. Вот теперь ей немного страшно. А может, и не немного.

— Я согласен, имена — это ещё не всё, но мы с тобой и не незнакомцы. Я знаю тебя, и я знаю, что сделал эту вещь для кого-то вроде тебя. Для юной особы, которая твёрдо стоит на ногах. Я почувствовал тебя, Гвенди, ещё до того, как увидел. И вот теперь ты здесь.

Он отодвигается на край и похлопывает по скамейке.

— Присядь.

Гвенди подходит к скамейке, словно во сне.

— Вы… Мистер Феррис, вы не сделаете мне ничего плохого?

Он улыбается.

— То есть схвачу тебя? Уволоку в кусты и натешусь всласть?

Он указывает на тропу. Метрах в десяти от них два-три десятка ребят в форме дневного лагеря Касл-Рок играют на горках, качелях и брусьях под наблюдением четырёх вожатых.

— Вряд ли мне это сошло бы с рук, а? И потом, маленькие девочки меня не интересуют в сексуальном плане. Как правило, они вообще меня не интересуют, но, как я уже сказал или, как минимум, подразумевал, ты — другое дело. Ну, садись.

Она садится. Внезапно ей становится холодно от пота. Гвенди подозревает, что, несмотря на все сладкие речи, сейчас он попытается её поцеловать, и никакие дети на площадке и вожатые-подростки ему не помешают. Но нет. Он достаёт из-под скамейки холщовую сумку с завязками наверху. Раскрывает её и извлекает красивую шкатулку красного дерева. Она отливает таким глубоким коричневым тоном, что Гвенди видит крошечные красные блёстки в лаке, которым она покрыта. Размеры шкатулки — примерно 15 дюймов на фут, и с полфута в высоту. Гвенди сразу хочется её получить, и не потому, что она красивая. Она хочет этого потому, что шкатулка — её. Словно очень ценная, очень любимая вещь, давно потерянная и полузабытая, а теперь найденная вновь. Словно она владела ей в другой жизни, в которой была принцессой или кем-то в этом роде.

— Что это? — тихо спрашивает Гвенди.

— Пульт, — отвечает он. — Твой пульт. Посмотри.

Он наклоняет шкатулку так, что становятся видны маленькие кнопки на крышке — шесть штук рядами по две, и ещё по одной с каждой стороны. Итого восемь. Парные кнопки — светло-зелёная с тёмно-зелёной, жёлтая с оранжевой, синяя с фиолетовой. Одна из крайних кнопок красная. Вторая — чёрная. По обе стороны шкатулки есть ещё маленькие рычажки, а посередине — какая-то прорезь.

— Кнопки очень тугие, — говорит Феррис. — Тебе придётся давить на них большим пальцем, и посильнее. И это хорошо, поверь уж мне. В этом деле лучше не ошибаться. Особенно с чёрной.

Гвенди уже забыла, что боялась его. Её зачаровала шкатулка, и когда он протягивает её ей, она её берёт. Гвенди ожидает, что она окажется тяжёлой — ведь красное дерево тяжёлое, и кто знает, что там внутри, — но нет. Она могла бы легко подбросить её на сложенных лодочкой ладонях. Гвенди проводит пальцем по гладкой, слегка выпуклой поверхности кнопок, почти чувствуя, как их цвет отражается на коже.

— Почему? Что они делают?