Гвианские робинзоны

Робен подал знак индийскому кули, и тот принес бутылку старого рома. Незнакомец жадно отхлебнул большой глоток. Алкоголь сразу его оживил, он как будто забыл на минуту о боли.

— Еще три года тому назад, — раздался глухой, невнятный голос, — я был освобожденным каторжником в Сен-Лоране. Причина, из-за которой я попал в тюрьму, не имеет значения. Отбыв срок, я отпахал еще столько же — пять лет, вольным поселенцем, вернулся в Европу. Жил, как и большинство бывших каторжников… в постоянной войне с обществом. Естественно, водил дружбу с воровской компанией, прозябал, как весь трудовой люд, поджидая счастливого случая разбогатеть. И такой шанс представился в Париже благодаря вашему сыну и его компаньону, которые попались на моей дороге.

Однажды вечером я торчал в кафе «Верона», где любят собираться члены гвианского землячества. Прислушивался к разговорам, как человек, постоянно озабоченный поиском документов. Слова о золоте, приисках, рудных жилах заставили меня навострить уши. Речь шла о миллионах, обсуждались многообещающие дела, сулившие сказочную прибыль.

«Вот это мне подходит, — сказал я про себя. — Надо пристроиться к лакомому пирожку…»

Я проследил за этими людьми. Узнал, где они живут, выяснил имена, обстоятельства жизни, короче, все, что меня интересовало, и стал тенью ничего не подозревавших дельцов: удалось внедрить одного из моих дружков в их компанию. Это, заметьте, детские штучки для нашего брата, отбывшего срок. Итак, я уже знал достаточно много. Снабженный приличной суммой, которую выдал мне наш банкир, я без колебаний отправился изучать местные условия и прибыл сюда за два месяца до возвращения ваших путешественников.

Поначалу мне везло, как избалованному ребенку. Случай мне благоприятствовал, хотя я научился обходиться без его вмешательства. Я бродил под видом изыскателя в районе водопада Гермина, когда судьба свела меня с давним товарищем по каторге, с этим беднягой Бонне, чью ужасную смерть вы наблюдали.

Десять лет назад Бонне бежал из заключения, был пойман и осужден пожизненно. Однако он совершил повторный побег и к нашей встрече уже три года жил среди индейцев, полностью переняв их нравы и обычаи. Мы рассказали друг другу о своих делах без утайки, с той откровенностью, которая свойственна бывшим товарищам по несчастью. Бонне уже изрядно хлебнул первобытной жизни, он признался, что главным поводом его бегства к индейцам арамишо стал поиск огромного сокровища, принадлежавшего этому племени. В существовании богатства он когда-то имел случай убедиться.

Но у меня было для него предложение получше. Я рассказал о деле, связанном с вами. Мы быстро поладили. Завербовать индейцев было делом нетрудным. Эти потомки вымершего племени питали к белым непримиримую ненависть. Мы выразили такие же чувства и торжественно поклялись помогать индейцам истреблять белое племя. Вы понимаете меня с полуслова, не так ли?.. Речь шла о том, чтобы вырезать всех вас с помощью индейцев, завладеть вашими правами на собственность, захватить золотой прииск, короче, полностью перевоплотиться в вас и стать честными золотоискателями, разумеется, освободившись от индейских союзников…

Цинизм этого человека, столь хладнокровно говорившего о «деле», для исполнения которого убийство служило главным способом действия, вызвал среди слушателей ропот возмущения и гнева.

А раненый отхлебнул еще спиртного и продолжал как ни в чем не бывало, не обращая внимания на произведенный эффект:

— Краснокожие действительно были отличными помощниками, без предрассудков, и располагали методами действий необычными, но безотказными. Они беспрекословно повиновались своему вождю, ну прямо как сектанты горного старца. Вообще суеверия и фанатизм занимают огромное место в их жизни, я бы даже сказал, что наряду с ненавистью к белым это их главная особенность.

Эти суеверия успешно использовались против ваших рабочих, ибо те их вполне разделяли. Вы же знакомы с легендой о Водяной Матушке, не правда ли?.. Ну вот, Панаолин поймал когда-то молодого ламантина и приручил его буквально как собаку. Ламантин выполнял команды по свистку, по слову, по знаку. Он следовал за своим хозяином повсюду, даже освобождал его от гребли, потому что приловчился тянуть пирогу за собой, а временами сопровождал его и на суше, если того требовали неотложные обстоятельства. Панаолин простодушно верил, что стал властелином Водяной Матушки, и никогда не забывал после каждой вылазки оставить в ее честь памятный знак — цветок виктории и голову аймары.