H-Два-O. Сборник рассказов

Мы, действительно, вышли на опушку и, улёгшись на траву под прикрытием разлапистых кустов, разглядывали расположение неприятеля. Там всё было, как и раньше. Всё те же наскоро вырытые окопы, несколько секций проржавевшей колючей проволоки и покрытый искусственным мхом командирский блиндаж.

Внезапно где-то слева от нас раздался радостный вскрик, и через вражеское минное поле к расположению противника помчался тщедушный паренёк. В руках он сжимал белую тряпку и неистово ею размахивал.

— Эй! Война окончена! Слышите?! Конец смертям. Настал мир! Эй! — надрывался он.

Я чуть сощурил глаза, когда остатки ударной волны от взрыва мины дошли до нас. На той стороне даже не пошевелились. Видимо, тоже привыкли. Как же… за те годы, что мы здесь, сживёшься с чем угодно. Даже с тем, что ты давно мёртв.

Цвета цветов

Я бросил камень — и он рассыпался на тысячи мерцающих частиц.

Я набрал в ладони воду — и она просочилась сквозь кожу миллионами дрожащих капель.

Я коснулся трепещущего на ветру листа — и он растворился, превратившись в миллиарды сверкающих искр.

«Слишком много Я», — подумалось мне. Может быть, попробовать всё сначала?

Быть может, вот так?

Он поднял горсть песка, что стекал сквозь пальцы обратно на землю. Прохладно и сухо — такое правильное ощущение. Сжав руку в кулак, ему захотелось остановить эту тонкую сыпучую струйку. Но диоксид кремния в своей первозданной чистоте продолжил своё движение навстречу вектору гравитации. И это было странно.

Хм, похоже, и сейчас что-то не так. И как понять, что всё как нужно? Поистине, философская задача для того, кто сам не понимает, кто он.

Или что он?

Но смог ли он тогда мыслить и воспринимать себя как разумное существо, если бы был не кем-то, а чем-то? Слишком много вопросов для обычного цветка, сон которого стал явью. Стоило бы назвать это просветлением, но свет не любит, когда его загоняют в рамки. А законы физики, придуманные жителями третьей планеты от ближайшей звезды, вообще страдали нелогичностью. Хотя бы в контексте местных особенностей пространства.

Уж о том, как всё разнится, стоит лишь сделать шаг в сторону, цветок знал не понаслышке.

Правда, сейчас у него была другая линия размышления. Что же всё-таки делать с этой фантазией Морфея, что вырвалась наружу? И ответ пришел сам собой.

Вернее, его подсказал сам сон, который уже отлично ориентировался в окружающем мире и мог на равных общаться со своим прародителем. И вот что он сказал:

— Лиловый, сумеречный снег, ледяная орхидея, лавандовый туман, ароматный лиловый, лава — пастельный, ирисовый, вечерняя дымка, пурпурный вереск, запылённый розовый, космическое небо гортензии, крокусовый, люпиновый, радиантовый, сиреневый, глициновый, фиалковая шелковица, бордоский, гиацинтовый, аметистовый, пурпурный пейсли, ежевичный — и это только 1 процент всех оттенков фиолетового.

Великолепный мир, полный чарующих тайн, что открываются мне, когда я захочу. Не это ли и есть подлинное счастье — познавать непознанное?

С этими словами он глубоко вздохнул и заснул. Ведь даже снам требуется спать и видеть свои сны.

Замок Небесной Печали

Крохотная мерцающая точка двигалась сквозь темноту. Издали это был лишь блуждающий огонёк, что пробивает мрак окружающего пространства. Но с каждой секундой эта искра приближалась, превращаясь в точёную фигурку нагой девушки.

Сияние её было жемчужно-белым, лишь по краям срываясь на переливающуюся радугу. Непонятно было, что держит это чарующее создание в воздухе, ведь крыльев или каких-либо других приспособлений для полёта у неё не было. Тем не менее двигалась она грациозно и удивительно быстро. Буквально скользя вперёд, оставляя за собой расплывающийся от скорости след.

Точкой её назначения была мрачная громада, что высилась на окраине Ненастоящей Вселенной. Сотканное из пламени цвета трижды сгоревшего угля и покрытое пылью утраченных надежд, это место хранило в себе очень много чужого и холодного.

Флата (а именно так звали мчащуюся сквозь почти пустоту девушку) называла это место Замком Небесной Печали. А так как о местоположении этого объекта никто, кроме неё, не знал, то, по сути, это и было его имя.

Сжимая в точёных руках перламутровый шар, Флата несла очередные краски печали и графиты страданий, чтобы нарисовать новую картину. Это была её ноша и её дар другим живым существам.

Забирая их боль и прочий эмоциональный пепел, она очищала их дух, открывая возможность вырасти чему-то лучшему и чистому. Но оставлять весь этот отрицательный концентрат в обычном мире нельзя. Непременно кто-нибудь вляпается. А нести на себе тяжесть сотен и даже тысяч других созданий не сможет никто. И лишь превращая его в живописные картины, есть шанс избавиться от этих душевных чёрных дыр.

Тихий шелест застоявшихся кистей возвестил о том, что процесс творения начат. Огромная зала со сводчатым прозрачным потолком была наполнена уже готовыми произведениями. Все они несли в себе отпечаток немого крика и раздирающей тоски. Лица, фигуры, движения — всё говорило о той бездне, что хранили в себе эти картины.