Heartstream. Поток эмоций

Едва отправив сообщение, я прихожу в ужас от своего тона, хочу извиниться, перестраховаться, но уже слишком поздно. Почти сразу появляется многоточие.

Хорошо, я уговорю своих ребят составить пресс-релиз.

Пресс-релиз? Я чувствую, как сердце рухнуло в пятки. Разве он не говорил, что они уже подготовили его несколько недель назад и просто ждали подходящего момента на фоне нового альбома или что-то в этом роде?

Нет, никаких пресс-релизов. Видео в прямом эфире. Ты и я. Здесь или там, мне все равно. Ты кладешь руку мне на живот и говоришь, что он твой.

Снова многоточие. Я задерживаю дыхание.

Ты мне не доверяешь?

Я хочу написать: «конечно, доверяю». Я хочу извиниться за свою наглость и за то, что ранила его чувства. Вместо этого я просто повторяю.

Видео.

ОК, — отвечает он. — Извини. Я люблю тебя.

Когда я читаю эти слова, меня наполняют тепло и свет, прогоняющие последний холодок от дождя. Наконец я начинаю чувствовать себя спокойно. На этой неделе. Скоро все это кончится. Все увидят, все поверят мне.

Я тоже тебя люблю, — пишу я в ответ.

Чего-то не хватало в разговоре. Уже позже, той же ночью, когда я проснулась и моя огромная туша, похожая на морского льва, втиснулась между подушками, я осознала, в чем дело. Я сказала ему, что поклонник напал на меня с хоккейной клюшкой, а он даже не спросил, все ли у меня в порядке.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Эми

Я услышала проблему прежде, чем увидела: изменение смеха. Смех как воздух или вода, он необходим для жизни, но ты мгновенно замечаешь, когда он становится холодным.

Я могла бы сказать Кристине многое, объяснить, почему я должна уйти в самый неподходящий момент, но это было непросто, потому что мой язык был у нее во рту. Все, что мне удалось выпалить, — короткое «Мне пора!», а потом я высвободила руки из-под ее футболки и выскочила в школьный коридор, скрипнув кроссовками по линолеуму. Смех доносился через пару дверей. Класс Чарли.

Я оказалась у маленького окошка в двери как раз вовремя, чтобы увидеть, как мой младший брат спотыкается о чью-то типа случайно вытянутую ногу. Я собиралась ворваться в комнату, как мстительный короткостриженый торнадо, и перекусать морды всех окруживших его маленьких придурков, но тут Чарли поднял взгляд. Его глаза встретились с моими. Я заметила, как он коротко мотнул головой. Я осталась на месте.

— Смотри, — одними губами произнес он.

С огромным усилием я поборола растущую жажду крови, как можно тише открыла дверь и проскользнула в 7Б класс.

— Где твоя тиара, принцесса? — язвительно спросил ребенок, похожий на гориллу. Думаю, это был Мартин Голлингс.

Чарли медленно выпрямился, стоя спиной к Голлингсу шесть долгих секунд. Затем театрально проверил свой макияж с помощью камеры телефона.

— Марти, дорогой, — он глубоко вздохнул. — Это готический образ конца прошлого века, — он повернулся на каблуках. — Я даже и не думал надевать тиару с чем-то, кроме полноценного образа в стиле глэм-рок, и даже тогда это будет немного… de trop[3], не правда ли? — он растянул термин, наслаждаясь выражением растерянности и раздражения на лице Голлингса. — Это по-французски, — сказал Чарли со стеклянной любезностью. — Чересчур. Знаю, вряд ли этот термин когда-нибудь можно будет применить к твоему чувству стиля. Но мы можем попробовать.

Слабое хихиканье нарушило тишину, и я не могла сказать, смеялись ли над Чарли или Голлингсом. Выражения лиц смеющихся детей говорили, что, может быть, они и сами не знают. Выражение лица Чарли демонстрировало, что ему плевать.

Мой младший брат фактически перепрыгнул через вытянутую ногу Голлингса и оказался в нескольких дюймах от лица неуклюжего бегемота.

— Ты мог бы — с небольшим усилием — быть почти красивым, знаешь ли, — пылко сказал он, проведя пальцем по щеке Голлингса. Новая волна хихиканья, когда Голлингс отпрянул. — Я был бы рад дать тебе совет, я добрая душа. Во-первых, это идиотское выражение лица — ну проооосто каменный век. На твоем месте я бы избавился от него.

Смех становился громче, и на этот раз мальчишки с розовыми лицами смотрели на Голлингса. Да, ветер определенно менялся.

Челюсть Голлингса двигалась, но слов не было. Чарли сочувственно посмотрел на него.

— Нет, я сказал, избавься от идиотского выражения, а не усиливай его. Не бери в голову. Мы будем работать над этим. Маленькими шажками!

А затем, стоя на цыпочках, потому что Голлингс был на целых полторы головы выше, Чарли поцеловал его в щеку и решительно отвернулся.

Взрыв смеха заполнил комнату. Лицо Голлингса стало багровым, будто переспевшая малина. Я увидела, как неестественные для четырнадцатилетнего возраста мускулы напряглись, и я начала продвигаться, чтобы встать между ним и незащищенной спиной Чарли, но тут жилистый парень с модной челкой, стоящий рядом с Голлингсом, предупреждающе коснулся его груди, и огромный детина с видимым усилием сдержался.