Homo ludens

Домой я привез Библию, карманного формата «Архипелаг ГУЛАГ» и 21-й выпуск журнала «Синтаксис» (1988).

Часть материалов итальянского симпозиума мы включили в труд «Слово и судьба. Осип Мандельштам».

Если Маяковский познакомил меня с З. С., то Мандельштам, можно сказать, сблизил нас окончательно. Рукопись книги «Слово и судьба…» мы сдали в набор в июле 1990 года и тут же совместно с Комиссией по литературному наследию поэта стали готовить Вторые Мандельштамовские чтения, посвященные теперь уже столетию со дня рождения поэта. Трудилась в основном та же рабочая троица – Паперный, Нерлер, Смола. 16–18 января 1991 года Чтения состоялись (с докладами выступили более сорока человек). Таким образом, на осуществление обширной программы, разработанной некогда Паперным, у нас ушло в общей сложности три года.

Мандельштам хоть и оттеснил на второй план наши занятия и заботы, тем не менее З. С. как-то успевал делать еще что-то. Это «еще что-то» для него увенчалось выходом в свет двух книжек фельетонов, пародий, мемуаров: «Музыка играет так весело…» (1990) и «Птичка голосиста» (1990). Кроме того, тогда же или чуть позже у него возник замысел составить сборник, в который вошли бы смешные истории, рассказанные поэтами и писателями или случившиеся с ними. Свой замысел он успел осуществить, но книга под названием «Несмотря ни на что» была издана уже после его смерти (2001). Кстати, название взято из его знаменитого афоризма «Да здравствует все то, благодаря чему мы, несмотря ни на что». (Забавно, что уже в наши дни этот афоризм пытался присвоить себе расторопный М. Задорнов.)

Как-то я подсчитал количество написанных З. С. книг. Получилось тринадцать. Двенадцать хранится в нашей домашней библиотеке. Некоторые с дарственными надписями. Они мне дороги еще и тем, что по сути это художественные произведения малой формы. Книгу «Музыка играет так весело…» З. С. подарил нам с такими словами: «Да здравствует мой дорогой друг Олег Смола! Es lebe ganzes liebes Smol-Haus! Просьба оказывать Олегу Петровичу всяческое содействие. Привет Ольге Григорьевне, Наташе и Клаве, чьи голоса по телефону я все более уверенно различаю. 14/V-90 г. З. Паперный».

Надпись на «Записных книжках Чехова»:

«Эта книжка была написана тогда, когда меня нигде не печатали, я был в безнадежном литштрафбате, а потом ее, книжку, вдруг напечатали. Тем более мне приятно вручить ее милому моему сердцу семейству Олега Смолы, Ольги Григорьевны, Клавы и Наташи. 4/VI-1990 З. Паперный».

Дарственные надписи по природе своей склонны к «ласкающему» преувеличению. И я не воспринимал бы инскрипты З. С. слишком серьезно, если бы от Фиры, жены З. С., не слышал: «Олег, ты же знаешь, как З. С. любил вашу семью». Это я к тому, что и книжку «Птичка голосиста» он подарил в канун Нового года с аналогичной надписью:

«Дорогой Олег, мне так нравитесь Вы и Ваша семья, что, если бы я знал, когда писал книжку, что она доберется до Вас, я бы, конечно, написал побольше. В следующий раз надеюсь так сделать. Желаю Вам в Новом году радостей всех видов и хочу, чтобы вы оставались такими дружными, милыми и спокойными, как будто наша империя не трещит и не разваливается, а крепнет день ото дня. Вот – теперь эта книжечка стала побольше. Ваш З. П.

28/XII-90».

Как литературовед и критик З. С. писал в основном о поэтах и поэзии (Блок, Маяковский, Пастернак, Хлебников, Мандельштам, Цветаева, Есенин, Вознесенский и др.). И лишь любимый им Антон Павлович Чехов, соревнуясь с Маяковским, не уступал, а то и превосходил вниманием к себе со стороны Паперного. К концу 1960-х интерес к Маяковскому заметно угасает, а к Чехову остается неизменным и даже возрастает. Легко понять почему. Чехов – величина постоянная, непререкаемая. Его можно не любить (как Ахматова), но никак не отвергать. Посмертная же судьба Маяковского не менее трагична, чем предсмертная. Худшее, что было в советской литературе (доносительство, предательство, славословие, конформизм, лакейство), прикрывалось и расцвечивалось тысячекратно тиражируемыми цитатами из Маяковского.

Нет, Паперный не отрекся от поэта. Как отречься от себя? Но он все прекрасно видел и понимал: Маяковский нуждается в совершенно новой концепции жизни и творчества. Нужны работы, соскабливающие глянец с одиозно-приторной, государственной фигуры поэта и тем расчищающие пути к Маяковскому подлинному, поэту воистину трагической судьбы. Как все мы, Паперный знал больше, чем мог сделать. Он «устал» от Маяковского и потому отошел в сторону и сосредоточился на том, что любил, и только любил – без тягостных раздумий. Тогда-то он и приступил к написанию книги, которой было суждено стать последней, – «“Тайна сия…” Любовь у Чехова» (2002).