Homo sacer. Суверенная власть и голая жизнь

Если исключение является структурой суверенной власти, то тогда суверенная власть не является ни исключительно политическим понятием, ни исключительно юридической категорией, ни силой, внешней по отношению к праву (Шмитт), ни высшей нормой правового порядка (Кельзен): она является первоначальной структурой, в которой право соотносится с жизнью и включает ее внутрь себя в акте приостановки собственного действия. Возвращаясь к предложению Жана–Люка Нанси, назовем bando — отвержением (от древнегерманского термина ban, который обозначает как исключение из сообщества, так и приказ и герб суверена) эту возможность (в прямом смысле аристотелевской dynamis[55]

, которая всегда является также dynamis те energheîn, возможностью не переходить в действие) закона реализовываться в акте приостановки собственного действия, применять себя, прекращая собственное применение. Отношение исключения есть отношение отвержения. Тот, кто отвергается, в действительности не просто поставлен вне закона и не существует для закона, но покинут законом, то есть именно оставлен незащищенным на пороге, открыт той опасности, где смешиваются жизнь и право, внешнее и внутреннее. О нем в буквальном смысле нельзя сказать, находится ли он вне или внутри порядка (поэтому первоначально «in bando, a bandono» по–итальянски означает как «в чьей–либо власти, по чьему–то произволу», так и «по собственной воле, свободно»: например, в выражениях «соггеге а bandono» и «bandito» это слово значит «исключенный, изгнанный», а в выражениях «mensa bandita», «a redina bandita» — «открытый для всех, свободный»). Именно в этом смысле парадокс суверенной власти может принять форму «положения вне закона не существует». Первоначальное отношение закона с жизнью это не применение, а Отвержение. Безусловный авторитет номоса, его изначальная «сила закона»

заключается в том, что он держит жизнь под контролем, отвергая ее. И именно эту структуру отвержения мы постараемся здесь осмыслить, чтобы в конце концов поставить ее под вопрос.

Отвержение — это форма отношения. Но о каком именно отношении идет речь, если оно не имеет никакого положительного содержания и термины в отношении, кажется, взаимно исключают друг друга (и в то же время включают друг друга)? Какая именно форма закона в нем выражается? Отвержение — это чистая форма отношения с чем–либо вообще, то есть это модальность, характеризующая отношения с тем, что существует без связи. В этом смысле оно оказывается предельной формой отношения. Критика отвержения должна, таким образом, непременно поставить под вопрос саму форму отношения и задаться вопросом относительно того, может ли политический факт мыслиться по ту сторону всякого отношения, то есть уже не в форме отношения.

2. Nômos basileus[56]

2.1.

Принцип, согласно которому суверенная власть принадлежит закону, принцип, который сегодня кажется непреложным для нашего понимания демократии и правового государства, никоим образом не исключает парадокса суверенной власти, но, напротив, доводит его до предела. Начиная с самой древней из дошедших до нас формулировок этого принципа — 169–го фрагмента Пиндара — суверенная власть закона помещается в действительности в настолько неясном и двусмысленном измерении, что именно по этому поводу можно совершенно справедливо говорить о «загадке»[57]. Вот текст фрагмента, реконструкцией которого мы обязаны Бёку:

Nômos о pàntôn basilèusthnaton te kai athanàtonàgei dikaion to biaiôtatonypertàta cheiri: tekmairomaiérgoisin Heracléos[58]

Загадка здесь заключается не столько в том факте, что существует несколько возможных интерпретаций этого фрагмента; решающим здесь скорее является то, что, говоря о краже Гераклом коней, поэт, вне всякого сомнения, определяет суверенность номоса через оправдание насилия. Значение этого фрагмента, таким образом, проясняется, только если понимать, что в его центре находится скандальная композиция из тех по сути своей антитетических принципов, которыми для греков являются Bia и Diké, насилие и справедливость. Номос является силой, которая совершает «всемогущей рукой» парадоксальное объединение этих двух противоположностей (в этом смысле, если мы будем понимать под загадкой, согласно аристотелевскому определению, «соединение противоположностей», фрагмент действительно содержит загадку).