И ад следовал за ним

А насчет случайностей он совершенно прав: друзья наши, черт и случай, подстере­гают нас на каж­дом шагу — до сих пор с ужасом вспоминаю, как в Париже столкнулся на улице с Васькой Кацнельсоном (мы с ним учились в пятом классе средней школы) в усах и с лотком сосисок. «Старик! — орал он.— Откуда ты, старик?» — и, оставив сосиски, бросился ко мне, а я, кажется, тогда Марти Куупонен, финляндский подданный, мчался от него в тол­пу, как будто украл в магазине булку, за что у них бедняков сажают в тюрьму, в то время как богачей, укравших железную дорогу, выбирают в сенат.

Через три дня, безумно устав от собеседований и писанины, я возвратился в свою квартиру у Хемстед Хита, в миле от уютного Хайгетского кладбища, где строго смотрит с постамента на прохожих, запрятавшись в необъятную каменную бороду, большая голова Учителя Учителя.

Кэти, оказавшаяся дома (у нее был уже свой ключ), встретила меня прохладно и безмолвно выслушала жалобы на трудности со сбытом радиотоваров, которые неразре­шимы без знания всех нюансов рынка и конъюнктуры и, естественно, служебных коман­дировок. Я нежно поцеловал ее в губы — они даже не шевельнулись: назревала траге­дия, и ничего не оставалось, как налить себе стаканчик «гленливета» и окунуться с голо­вою в прессу, а именно в спасительный раздел объявлений о продаже и сдаче в аренду недвижимого имущества.

— Двухэтажный коттедж в районе Илинга, кухня, две спальни, гостиная, столовая,— заливался я соловьем,— четырехкомнатная квартира на Кромвелл–роуд, вилла в Кэнтер­бери — Цены кусались, фирма приносила крохи, конспирация не позволяла требовать больших дотаций из Центра и диктовала жизнь по средствам, не бесконечны же авуары, завещанные предусмотрительным папой–шекспироведом.

Я еще раз взглянул в прозрачные льдинки карих глаз, поцеловал Кэти и подумал, какой я все же законченный подлец и как испортила меня проклятая служба.

— Давай поженимся,— сказал я и замолчал, потому что вспомнил, как то же самое говорил Римме.

— Давай поженимся,— говорил я тогда.— Я буду добропорядочным мужем, буду вовремя приходить домой и всегда отдавать тебе всю зарплату. У нас будет много детей, и мы все вместе будем гулять по центральному бульвару, где копаются в песке малыши и пенсионеры забивают на скамейках «козла» в домино. В праздники к нам будут приходить родственники и друзья, все будут жаловаться на все, ругать начальство, жрать и пить. Дядя Теодор расскажет про осла, который написал хвостом картину, а тетя Полина сооб­щит, с каким трудом достала живых карпов. Все напьются. Виктор расскажет пару еврей­ских анекдотов, все будут умирать от смеха, снова выпьют, а Витя, когда мы останемся тет–а–тет на кухне, начнет меня уверять, что брак — это глу­пость, а после жаловаться на одиночество, плакать, целовать меня мокрыми губами и говорить, что я у него единст­венный друг. Потом все заснут где попало, дядя обмочит подштанники и тахту, которую мы будем оттирать целый месяц и запивать одеколо­ном, и будет очень весело, мы будем любить друг друга, и утром, как обычно, зазвонит будильник…

Римма тогда расплакалась и убежала от меня — пою тебя, бог любви Гименей, ты благословляешь невесту с женихом!

— Неужели тебе это так нужно? — начала оттаивать Кэти. — Разве нам плохо?

— Конечно, хорошо, но давай жить, как все нормальные люди. В конце концов я хо­чу ребенка!

Следующий день я целиком посвятил делам прогорающей радиофирмы и с по­мощью своего помощника, юного Джея, наметил план ее немедленного оздоровления — не только Центр, но и Хилсмен намекали на желательность крепкого прикрытия. Покру­тившись на фирме, я подрулил к дому и футах в ста от подъезда заметил машину («ровер» 24033), которая тут же тронулась с места, встала за мной и трижды мигнула фа­рами. Всмотревшись, я разглядел лицо Генри, который дал знак следовать за ним. Мы проехали пару миль, пока он не затормозил и не вышел из машины.

— Что случилось, Генри? Почему вы нарушаете правила конспирации? Разве можно приезжать ко мне домой?!

— Мне срочно нужно с вами поговорить! — Голос его дрожал.

— Разве у нас нет сигнала срочного вызова?

— Знаете что, Алекс…— Он хотел выругаться, но сдержался.— Я хорошо проверил­ся, давайте пройдем в паб! — Предложение звучало так кате­горически, что мне остава­лось только подчи­ниться.

В пабе мы устроились, как обычно, в темном углу, словно два жулика, только что обчистивших банк Ротшильда.

— Дело в том, что вчера ночью…

Генри очень волновался и никак не мог взять быка за рога.

— Не нервничайте, Генри, на нас обращают вни­мание…

— Ради Бога, не перебивайте меня, мне трудно говорить… Увы, я даже не знаю, каким образом он вошел… я лежал в кровати…

— Кто? Кто?! — Я сам уже начал заикаться и почувствовал, как в самом низу живота зашевелилась и поползла скользкая холодная рептилия, вроде зловредного скорпиона, который жил в саксауле в далекие дни эвакуации и ночами выползал на прогулки по мое­му спящему телу.— Кто? Кто?!