«...И ад следовал за ним»

Чарли любит «кольты». Чарли предпочитает полицейский «кольт» с мушкой системы Кинга на конце четырехдюймового ствола. Накладки на рукоятке из слоновой кости, уже пожелтевшей, тонкие, с глубоко выгравированными инициалами «ЧХ». Спусковой механизм тщательно отрегулирован. Но, как выяснилось, Чарли является убежденным последователем знаменитого Джона Дж. Фицпатрика по прозвищу Фиц, также любившего «кольты», который утверждал, что спусковая скоба не позволяет выхватить револьвер достаточно быстро. Следуя заветам своего наставника, Чарли отпилил передние две трети спусковой скобы, так что в случае необходимости он может просто схватить револьвер и его указательный палец устремится напрямую к спусковому крючку, не заботясь о том, чтобы согнуться, после чего распрямится, заменяя собой отсутствующую часть спусковой скобы. Разумеется, если не знать, что к чему, можно запросто прострелить себе ногу. Но Чарли знает, что к чему.

Кроме того, у Чарли два «кольта» модели «детектив», которые он положит один в кобуру на щиколотке, другой в кобуру под мышкой. Все револьверы стреляют патронами, которые в достатке заготовил Эрл, и Чарли знает, что с их помощью он сможет уложить белого человека так же, как в свое время укладывал мексиканцев.

Но основным орудием убийства Чарли являются вовсе не револьверы, хотя и из них он тоже прикончил нескольких злоумышленников. Нет, настоящая любовь Чарли — это ружье, и для предстоящей работы он захватил с собой тот самый инструмент, который уже не раз выручал его в трудные минуты на границе. Это автоматический пятизарядный «браунинг», но с магазином увеличенной емкости, так что в нем теперь вместо пяти вмещается восемь патронов 12-го калибра с удвоенным пороховым зарядом. Чарли называет заряды «голубыми свистунами», ибо он убежден, что видит, как после выстрела стайка дроби со свистом рассекает воздух. Однако самое главное, он отпилил ствол, оставив только восемнадцать дюймов, а затем посадил на новое дуло на резьбе приспособление, которое назвал «утиным носом». Это рассеиватель. Внешне он напоминает расплющенный колокольчик, и действие его следующее: при выстреле заряд дроби рассеивается не конусом, а в горизонтальной плоскости и в результате выходит из дула подобно смертоносным брызгам краски, которые сорвались с резко дернувшейся кисти. С мексиканцами «утиный нос» справлялся превосходно, и Чарли в глубине души хочется проверить на деле, как он будет справляться с белыми.

Далеко в поле в полном одиночестве находится самый нелюдимый из всех. Это молодой Оди Райан. У Оди два «кольта», но это самовзводные шестизарядные револьверы классического Старого Запада, которые он носит в сделанной на заказ черной кожаной портупее с двумя кобурами работы известного голливудского мастера Джона Болина. Глядя на Оди, можно принять его за ковбоя; по крайней мере, в кино он играет ковбоев.

Подобно многому из того, что связано с миром кино, это ложь. Оди вырос не на ранчо, хотя он действительно родом из Техаса. Его детство и юность не имели никакого отношения к Западу, к пастбищам, стадам, чести, лошадям и закадычным друзьям. Скорее, его жизнь напоминала фотографии Уокера Эванса: жуткие образы обездоленных, исхудалых, отчаявшихся бедняков Юга, бьющихся изо всех сил, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Таким запомнилось Оди детство: тяжелый батраческий труд на полях в окрестностях Гринвилла на северо-западе Техаса, после того как его никчемный отец бросил семью. Оди тогда не было еще и двенадцати; он работал как проклятый, только чтобы хоть как-то прокормить многочисленную семью, не дать ей развалиться. В это самое время Оди начал охотиться: он бродил в одиночку по холмам со старым, видавшим виды однозарядным «винчестером» 22-го калибра; каждый промах означал, что его родным придется голодать. Именно тогда у него развилось и окрепло чувство собственного достоинства. В основе этого чувства было оружие. Без оружия Оди был бедным техасским мальчишкой с симпатичным веснушчатым лицом и девчачьим именем, которому приходилось кулаками прокладывать себе дорогу в школу и обратно — когда он туда ходил. Но как только у него в руках появлялось ружье, Оди испытывал нескрываемую радость, видя, с каким восторгом встречали его дома, когда он возвращался с кроликом, белкой, фазаном или диким голубем, подстреленными на охоте. Он испытывал то же самое чувство, что и первобытный охотник: я накормил свою семью; я настоящий мужчина.

Поэтому для него война стала не тем, чем она явилась для большинства его сверстников, а именно непреодолимым препятствием, сокрушившим надежды на будущее. Для Оди война стала воплощением всего того, что он усвоил в одиночестве на уроках в непроходимых чащах северо-западного Техаса, где ружье было единственным средством, позволяющим стать настоящим мужчиной.