«...И ад следовал за ним»

— Шериф, вы совершаете ошибку, — сказал Эрл. — Я ничего не сделал. Я просто помог двум типам, сказавшим, что они спасаются от толпы черномазых.

— Ну ты сам подумай, тебе когда-нибудь приходилось слышать, чтобы белые убегали от ниггеров? Если ты действительно слышал этот рассказ, в чем я сомневаюсь, и оказался настолько глуп, что в него поверил, значит, тебе надо будет вытянуть шею за то, что ты полный кретин, не имеющий права жить на этом свете. А теперь слушай меня. Лично я думаю, что ты умник, вообразивший себя героем, который пришел сюда для того, чтобы освободить того старого козла. Вероятно, тебя наняли его родственники, заплатив хорошие деньги. Надеюсь, ты уже успел их потратить. Но тебе дорого дались эти денежки. Видишь, что случается с героями у нас в Миссисипи?

Один из молодых помощников, тот, кто безуспешно пытался померяться силами с Эрлом, перебросил веревку через толстую ветку, завязал на конце скользящую петлю и, накинув ее Эрлу на шею, туго затянул. Разумеется, здесь не было ни лошади, с которой Эрл мог бы упасть, ни чего-то такого, что можно было бы выбить у него из под ног; поэтому его ждала не милосердная смерть от перелома позвонков под действием силы тяжести, а медленная, мучительная агония удушья; безмозглые глупцы вздернут его на ветку, а он будет болтаться; хрипеть, дергать руками и ногами, корчиться в судорогах да еще и наделает себе в штаны.

Однако сейчас страх окончательно покинул Эрла. Они со смертью были давними приятелями, и Эрл во время службы в морской пехоте, когда убийство стало его ремеслом, сам отправил к безносой старухе множество клиентов. Он знал, что рано или поздно она придет за ним, и сейчас, как и раньше, смотрел на нее глазами хищника — без особого страха, достаточно спокойно, с упрямой решимостью сделать последнее в жизни дело достойно и дать этим ребятам, какими бы убогими они ни были, повод надолго запомнить его: он вел себя как мужчина и умер как мужчина.

Веревка натянулась, приподнимая Эрла на цыпочки.

— Обычно в этот момент начинаются мольбы о пощаде, — заметил кто-то из полицейских.

— Скорее в аду станет холодно, чем я попрошу о пощаде такой белый сброд, как вы, миссисипские придурки!

— Смотрите-ка, как он заговорил!

— Отдадим этому парню должное: ему сдали дерьмовые карты, но он играет тем, что лежит на столе.

— Вы ничего не хотите больше сказать? — спросил шериф.

Сглотнув комок в горле, Эрл не смог найти ничего заслуживающего внимания.

— Вы ни о чем не сожалеете, сэр? Настала пора покаяться и предстать перед Господом с чистой совестью.

Эти слова вдохновили Эрла.

— Да, — прохрипел он, чувствуя, что петля чуть ослабла, давая ему возможность говорить. — Вот о чем я сожалею. Я сожалею о том, что попытался совершить все это, не убив ни одной живой души. Я обещал одному человеку сделать именно так. И это было ошибкой. Если бы я сделал все так, как считал нужным, и перестрелял бы вас всех, начиная вот с этих двух пустоголовых молокососов, потом расправился с тобой, собачник, затем с теми двумя помощниками, которые только и умеют, что поддакивать, и напоследок с тобой, шериф...

— Замечательные слова для человека, стоящего под деревом, на котором он вот-вот закачается, — заметил Перец, сплюнув на землю бурую харкотину.

— И еще, — поторопился закончить Эрл, — мне жалко собак, которые остались в живых, потому что я не сомневаюсь, что, едва покончив со мной, вы нажретесь виски и рано или поздно залезете на бедных животных так, как будто они женщины и...

Веревка потянулась вверх, пережимая Эрлу гортань, отрывая его от земли. Окружающий мир провалился в черную пустоту, перед глазами все померкло, уши наполнились оглушительным звоном, ноги задергались. Эрл попытался глотнуть воздух, но воздуха не было. Он почувствовал, как мышцы рук и ног сокращаются и распрямляются, но единственным следствием этого стали новые раны, открывшиеся в тех местах, где в его плоти засела неумолимая сталь. Эрл подумал о том, что после него, по крайней мере, останется сын, и, по всем признакам, сын хороший. Он вспомнил свою жену, которую очень любил, и пожалел о том, что относился к ней недостаточно ласково, а также поблагодарил Господа Бога за годы службы в морской пехоте, когда, насколько ему было известно, он убивал только тех, кто был вооружен и сам старался его убить. Эрл с гордостью подумал, что никогда никого не насиловал, не бил беззащитных, и наконец вспомнил бескрайний голубой простор Тихого океана, усеянный маленькими пятнышками, которые, когда рассеивался дым, становились островами. Он в последний раз пережил то чувство, которое приходило тогда, когда все оставалось позади и появлялась свободная минутка, дающая возможность обрадоваться, что тебе снова повезло остаться в живых. Эрл понял, что только в такие мгновения испытывал настоящее счастье, превосходящее все то, что только может испытывать человек.

Вдруг он упал на землю.

Жадно глотнул воздух.

Услышал крики.