И будет вам счастье

— Вы в своем уме? С какой стати вы обвиняете меня в убийстве, для этого есть компетентные органы! Мне не о чем с вами разговаривать!

Она повернулась и направилась обратно в офис.

— Зачем вы наврали про Гоа? — крикнула я ей вслед.

Влада остановилась. Я обратила внимание, как у нее напряглась спина.

— Ведь Лисовик не собирался на Гоа, правда? Он слишком любил себя и следил за своим здоровьем, чтобы жить в хижине, питаться бананами и заразиться от местного населения чесоткой.

Охранник, услышав фамилию Главного Босса, ныне покойного, заинтересованно высунулся из своей будки. Влада это заметила и метнулась обратно.

— Чего вы орете! — зашипела она. — Такие вещи не обсуждают при посторонних, неужели не понятно? Ладно, пойдемте, здесь рядом есть кафе, там и поговорим. Но предупреждаю сразу: у меня есть только десять минут!

С недовольной миной девушка вышла на улицу, я последовала за ней. Она молча указала на вывеску через дорогу: «Кафе „Монтигомо“». Не говоря ни слова, мы двинулись туда.

В кафе оказалось прохладно. Мы уселись за столик у окна, тут же материализовался услужливый официант:

— Вам нужно меню?

— Нет, — строго ответила Влада, — принесите два кофе и два пирожных.

— Какие пирожные? У нас есть: эклер, «картошка», «кольцо», «тирамису»…

Влада перебила, не дослушав список до конца:

— Два эклера.

Я обожаю эклеры, но из вредности и чтобы показать, кто здесь хозяин положения, сказала:

— Нет, один эклер и одну «картошку», пожалуйста.

Влада пренебрежительно дернула плечом. Мол, я все вижу и понимаю, но на меня подобные штучки не действуют.

— Итак, что за улика? — повторила она.

— Об этом позже, — ушла я от ответа. — Сначала я хотела бы, чтобы вы прокомментировали некоторые факты. Факт номер один: вы пустили слух, будто Лисовик бросает бизнес и навсегда уезжает на Гоа.

Влада холодно на меня смотрела и ничего не отвечала.

— Я знаю наверняка, что это была ваша идея, — настаивала я.

— Ну, моя, — спокойно ответила Муравьева, — однако не вижу в ней ничего криминального. Кажется, Уголовный кодекс не предусматривает ответственность за распространение слухов?

— Факт второй: вы ненавидели своего отчима.

— Да, ненавидела, — признала девушка, — но это тоже ненаказуемо. Человек тем и отличается от животных, что может испытывать различные эмоции: любовь, ненависть, презрение…

— Человек еще и тем отличается от животных, что может убивать себе подобных.

— То есть вы намекаете, что из факта номер один и факта номер два следует вывод, что я убила отчима?

— Есть еще факт номер три: в день убийства вы заходили в детскую комнату.

— Не очень понимаю, какое отношение это имеет к смерти Лисовика, — пробормотала Влада.

Я гнула свое:

— Факт номер четыре: первого июня вы взяли на работе отгул и практически весь день не выходили из дома.

— А вот это уже вранье! Я уезжала за покупками. Между прочим, я встретила в торговом центре мать и Дашку.

— Свидетели показывают, что в час дня вы находились в доме.

Я намеренно употребила множественное число — «свидетели», — хотя это утверждала одна Сильвия.

Влада какое-то время изучала мое лицо, потом воскликнула:

— Слушайте, кажется, я догадалась — вы сумасшедшая? Нет, беру свои слова обратно. Вы — профессиональная вымогательница, так? Между прочим, мама меня уже предупредила насчет вас. Дайте-ка я угадаю, как вы действуете. С помощью гадания или по какой-то наводке узнаете, что случилось преступление. А потом начинаете вынюхивать подробности, давить на всех заинтересованных лиц, шантажировать. Вдруг да кто-нибудь испугается и заплатит!

— Ага, значит, вы признаете, что являетесь заинтересованным лицом!

— По-моему, любой человек заинтересуется, если ему предложить несколько миллионов евро. Но только — увы! — это не мой случай. Леонид Назарьевич не испытывал ко мне теплых чувств и не собирался упоминать меня в завещании. Наша неприязнь была взаимной. Помню, в детстве я недоумевала: почему папа так холоден со мной? Я была хорошей послушной девочкой, а он никогда не подойдет, не обнимет, не поцелует. Когда дарил конфеты, вид у него был какой-то брезгливый. Я ведь не знала, что он мне не родной. Когда мать вышла замуж за Леонида Назарьевича, мне было два года, и она велела называть его отцом. Ну я и называла. Когда они развелись, мне было четырнадцать, я очень переживала, прямо рыдала целыми днями. И тогда мать, действуя из лучших побуждений, чтобы успокоить меня, сказала: «Не страдай, он не настоящий твой отец». И у меня как отрезало. Если раньше это была любовь, приправленная горечью, то теперь осталась одна горечь. Но я не убивала отчима, вы слышите, не убивала!

Я решила немного отойти от темы:

— Это Лисовик пристроил вас к себе на фирму?

Влада была похожа на японку: тот же миндалевидный разрез глаз и фарфоровая кожа. Но я лично впервые видела, как японка впадает в ярость.