Брожу ли я вдоль улиц шумных,Вхожу ль во многолюдный храм,Сижу ль меж юношей безумных,Я предаюсь моим мечтам.Я говорю: промчатся годы,И сколько здесь ни видно нас,Мы все сойдем под вечны своды —И чей-нибудь уж близок час.Гляжу ль на дуб уединенный,Я мыслю: патриарх лесовПереживет мой век забвенный,Как пережил он век отцов.Младенца ль милого ласкаю,Уже я думаю: прости!Тебе я место уступаю:Мне время тлеть, тебе цвести.День каждый, каждую годинуПривык я думой провождать,Грядущей смерти годовщинуМеж их стараясь угадать.И где мне смерть пошлет судьбина?В бою ли, в странствии, в волнах?Или соседняя долинаМой примет охладелый прах?И хоть бесчувственному телуРавно повсюду истлевать,Но ближе к милому пределуМне все б хотелось почивать.И пусть у гробового входаМладая будет жизнь играть,И равнодушная природаКрасою вечною сиять.
1829
«Два чувства дивно близки нам…»
Два чувства дивно близки нам,В них обретает сердце пищу —Любовь к родному пепелищу,Любовь к отеческим гробам.На них основано от века,По воле бога самого,Самостоянье человека,Залог величия его.
1830
«Румяный критик мой, насмешник толстопузый…»
Румяный критик мой, насмешник толстопузый,Готовый век трунить над нашей томной музой,Поди-ка ты сюда, присядь-ка ты со мной,Попробуй, сладим ли с проклятою хандрой.Смотри, какой здесь вид: избушек ряд убогий,За ними чернозем, равнины скат отлогий,Над ними серых туч густая полоса.Где нивы светлые? где темные леса?Где речка? На дворе у низкого забораДва бедных деревца стоят в отраду взора,Два только деревца. И то из них одноДождливой осенью совсем обнажено,И листья на другом, размокнув и желтея,Чтоб лужу засорить, лишь только ждут Борея{177}.И только. На дворе живой собаки нет.Вот, правда, мужичок, за ним две бабы вслед.Без шапки он; несет под мышкой гроб ребенкаИ кличет издали ленивого попенка,Чтоб тот отца позвал да церковь отворил.Скорей! ждать некогда! давно бы схоронил.Что ж ты нахмурился? — Нельзя ли блажь оставить!И песенкою нас веселой позабавить? —
_______
Куда же ты? — В Москву, чтоб графских именинМне здесь не прогулять. — Постой, а карантин!Ведь в нашей стороне индейская зараза{178}.Сиди, как у ворот угрюмого Кавказа,Бывало, сиживал покорный твой слуга;Что, брат? уж не трунишь, тоска берет — ага!