...И далее везде

Свои заметки я выреза́л и наклеивал в тетрадку, нумеровал, вел им счет. Я занимался этим не из одного лишь честолюбия. Дело в том, что помимо принадлежности к официальному деткоровскому активу «Ленинских искр» (нам ведь выдали даже удостоверения как «легким кавалеристам», которые мы предъявляли на местах), я входил также в никем и нигде не зарегистрированную корпорацию деткоров, руководство которой обосновалось в городке Балашове на Саратовщине. Это были двое мальчишек — Илюша Мышалов и Володя Голубев, деткоры «Пионерской правды», установившие связи со своими «коллегами» из многих городов и сел. (В нынешней «Красной звезде» частенько можно видеть корреспонденции из Львова за подписью: подполковник в отставке И. Мышалов; тот самый Илюша, из Балашова он вскоре переехал к дядюшке в Ленинград и примкнул к нашей «легкой кавалерии». А в «Советской торговле» публикуются сейчас материалы киевского собкора В. Голубева; тот самый Володя.) Балашовские ребята издавали крошечный, в две ладошки размером, листок, назывался, кажется, «Голос деткора», печатался на ротаторе, экземпляров 100 наверно, и рассылался всем нам, входившим в корпорацию. Принимали же в нее тех, кто опубликовал в пионерской прессе не менее десяти заметок. В каждом номере «Голоса деткора», выходившего ежемесячно, имелась сводка: у кого сколько и где напечатано. За 25 заметок присваивалось звание: деткор первого разряда; за 50 — заслуженный деткор республики. Я одной заметки не дотянул до заслуженного. Со мной произошел казус. Вернее, сам проболтался. На очередном сборе в редакции расхвастался вдруг и выпалил:

— А у меня сорок девять заметок!

— Сколько-сколько? — переспросил Гусев, перегнувшись ко мне из-за стола так, что из обоих боковых карманов его пиджака вывалились вечно запихнутые в них газеты.

— Сорок девять! — повторил я весело, ничего угрожающего не почувствовав в тоне редактора. — И сдал уже пятидесятую…

— Пятидесятой не будет, — сказал сердито Гусев. — Не будет пятидесятой! — И стукнул кулаком по столу так, что свалившиеся на него газеты сползли на пол. — Скажи, какую бухгалтерию завел. Может, и другие занимаются подобными подсчетами, а? — Он обвел всех глазами, и у находившихся тут еще четырех подпольных «деткоров первого разряда», каким был я, и одного «заслуженного» сердечки, должно быть, екнули. — Нет, нам не нужны… — он сделал многозначительную паузу, в течение которой мы томились в неведении, кто же нам не нужен, — зазнавшиеся деткоры-генералы, понимаете.

А мне было обидно, но в редакции, при всех, я не заплакал, балашовцев с их «Голосом деткора» и помещавшимися там сводками не выдал, а дома разревелся. Хотел порвать тетрадь со злосчастными 49 заметками, но пожалел в последний момент, и она пролежала в книжном шкафу вплоть до блокадной поры, когда вместе с книгами пошла на растопку.

Моя деткоровская карьера оборвалась, завершилась. Да и возраст приближался в этом смысле к критическому, четырнадцать исполнилось, перестарок, можно считать, какой уж тут деткор. Я кончил семилетку, поступил в фабзавуч, заболел скарлатиной — всю жизнь у меня все с опозданием! — промыкался едва не полгода с осложнениями, из ФЗУ отчислили, и я явился в те же «Ленинские искры» к тому же редактору Гусеву, но уже вполне самостоятельный шестнадцатилетний человек с паспортом, с комсомольским билетом, и был принят в штат редакции. Приставку «дет» заменила «спец», я стал спецкором «при редакторе». В то время редактора часто менялись. Место Гусева, назначенного редактором «Пионерской правды», занял Геннадий Таубин, тоже бывший вожатый, но он вскоре исчез из Ленинграда, его заменил Миша Белилов, продержавшийся в этой должности месяца три, славный парень, только никакого отношения не имевший к журналистике, ушедший в армию, в войну командовавший танковым полком. Белилов передал власть Коле Данилову, подобно всем предыдущим также недавнему вожатому (он был, как и Гусев, с Петроградской стороны, с фабрики с красивым названием «Светоч» — выпускали школьные принадлежности). Николай Николаевич Данилов впоследствии редактировал «Пионерку», «Комсомольскую правду», работал в ЦК партии, секретарем Московского горкома партии, занимал и другие высокие посты. Ему я обязан серьезным поворотом в жизни, но об этом позже.

Первые мои впечатления, как уже штатного сотрудника «Ленинских искр», связаны с людьми, которые бывали в редакции.