И дух наш молод

Последние недели, поездки на фронт не прошли для меня бесследно. Теперь я готов был подписаться под каждым словом "Карпова" - Ленина.

...В зале появляются В. И. Ленин и Н. В. Крыленко. Председательствующий Свердлов предоставляет слово, для доклада Главковерху. Короткими, энергичными мазками рисует Крыленко картину полной деморализации старой армии. Армия устала. Армия изнемогла. Армия жаждет мира. На фронте идет стихийная демобилизация. Целые потоки уходят с позиций, оставляя всю материальную часть: артиллерию, обозы, имущество. Отдельные, даже удачные попытки (станция Дно) приостановить этот процесс не решают дела.

Вывод Главковерха: армия разлагается и не способна защищать революцию. Есть только один выход - принять германские условия, подписать спасительный, хоть и тяжелый, позорный мир.

Начинаются прения. Один за другим поднимаются на трибуну левые эсеры, "левые коммунисты". Среди последних - люди, которых я довольно хорошо знал, чьи взгляды на "революционную войну" сам недавно разделял. Памятная лекция Ильича "с задачкой", станция Дно послужили мне хорошим уроком. Словно пелена спала с глаз.

Возражая своим оппонентам, любителям красивых слов о революционной войне, Ленин еще раз напомнил, что Советская власть должна смотреть правде в глаза, должна констатировать "полную невозможность сопротивления германцам"{166}.

В настоящий момент имеют значение не слова, а вооруженная сила. Германские империалисты на нее опираются, только с ней и считаются. А силы этой в настоящий момент у нас нет. Армия не желает и не может воевать. Если мы соберем небольшую горсточку отважных борцов, которых бросим в пасть империализма, то этим самым мы оторвем от себя энергичных и идейных борцов, которые добыли нам свободу. Чтобы удержать Советскую власть как базу мировой революции, мир необходимо подписать.

Выступление В. И. Ленина на объединенном заседании фракций и его доклад на ночном заседании ВЦИК долгие годы жили в моей памяти как единое целое. На самом деле, после короткого выступления Ильича заседание не приняло никаких решений. Был объявлен перерыв с тем, чтобы фракции могли посовещаться.

Мы с Синицыным снова поднялись на хоры. Садуль, оживленно жестикулируя, беседовал с каким-то иностранцем. Он узнал меня, подошел, спросил, медленно, но довольно четко произнося непривычные русские слова, готов ли я подписать тяжелый (он так и сказал - тяжелый) мир; с кем я, один из командиров Красной гвардии, - с Лениным или с теми, кто выступает за революционную войну. Я ответил, что окончательный выбор для себя уже сделал, что считаю предложение Председателя Совнаркома в настоящих условиях единственно правильным, но если придется, если немцы попрут на Петроград, буду воевать. "Мой отряд, добавил я, - дал клятву: жить сражаясь и умереть в борьбе".

Садуль стал переводить наш разговор своему собеседнику. Тот внимательно слушал, что-то записывая в небольшую книжечку.

- Прайс, английский журналист, - шепнул мне всеведущий Синицын. - Из сочувствующих.

Несколько лет спустя меня познакомили с заметками Прайса, бывшего корреспондента влиятельной газеты "Манчестер Гардиан", заметками, написанными по горячим следам событий. Они сами говорят об авторе, о впечатлении, которое произвела на него та решающая ночь. "Казалось, никто не хотел подписания мира, - пишет Прайс, ссылаясь на "героический дух", царящий в вале. - Но вот поднялся Ленин, хладнокровный, невозмутимый, как всегда. Никогда еще столь тяжелая ответственность не лежала на плечах одного человека.

И все же было бы ошибочным думать, что его личность была в этой кризисной ситуации решающим фактором. Сила Ленина тогда, как и в последующее время, заключалась в его способности правильно оценивать психологию русских рабочих и крестьянских масс. Речь Ленина произвела сильное впечатление. Казалось, - продолжает Прайс, - никто не находил в себе смелости возразить, каждый чувствовал правоту Ленина. Я сам, несмотря на все мое жгучее стремление к мщению прусским генералам, стал склоняться к его точке зрения"{167}.

В 1959 году Прайс снова побывал в нашей стране, затем написал новую книгу "Сорок лет спустя". Сорок, с лишним лет спустя английский журналист вспоминает о том, что видел и слышал в Таврическом дворце 23 февраля 1918 года и в ночь на 24 февраля, вспоминает с таким же волнением, как и тогда, когда писал об этом впервые.

В своей книге он рассказывает об огромных трудностях, которые пришлось преодолеть Ленину даже здесь, где преобладали его ученики. Один из членов ВЦИК сказал тогда Прайсу, выражая мнение многих: "Россия погибнет, если не произойдет мировая революция".

До выступления Владимира Ильича настроение в зало складывалось определенно против принятия германских условий мира.