Читаем И/е рус.олим полностью

Рыжий Аллерген за это время отъелся, стал поперек себя шире, освоил территорию и человеческую психологию. Впрочем, как (C) недавно выяснили, по меньшей мере еще в одной квартире считали этого беспринципного кота своим и регулярно кормили. С "парадного" балкона хорошо было видно, как Аллерген, блудливо оглядываясь, легко зашмыгивал в приоткрытую форточку, а через полчасика тяжело шлепался обратно на волю.

С Аллергеном столкнулись на выходе из подъезда. Вид у кота был озабоченный -- он явно опаздывал на ужин. Во всяком случае, кот, прошмыгнув мимо хозяев, уже заскочил было в подъезд, но притормозил, оглянулся и недовольно мяукнул.

-- Облом, облом,-- подтвердил Макс.

Они поднялись по крутой, заросшей акациями улочке. Улочку эту они ценили. Во-первых, конечно, акации. Почему-то именно здесь когда-то кто-то в массовом порядке высадил этих изнеженных европеянок, да то ли хватило саженцев всего на одну улочку, то ли лень стало продолжать. Так или иначе, акаций во всем районе больше не было. А во-вторых, в объяснениях всегда достойно звучало: "Спускайтесь от отеля "Рейх" вниз к университету до упора и там последний дом наш".

Повернули налево, на улицу Строителя. Район был по иерусалимским понятиям юным, а по сионистским -- престарелым, закладывался еще во времена Британского мандата, в порыве социалистического энтузиазма. Поэтому названия главных улиц звучали в переводе на русский удручающе: Строителя, Основателей, Пионерская. Улочки поменьше отчего-то носили имена великих, но мало кому известных раввинов. В невероятную для Израиля зелень ныряли тупички именной разносортицы -- Каменотесов, Каменщиков и каких-то мелких функционеров новорожденного государства. Эти заросшие, дачные какие-то тупички и хранили самые интересные находки. Обживая район, (C) то и дело обнаруживали в них какую-нибудь затейливую обшарпанную развалюху, окруженную слишком большим для Иерусалима садом, заросшим, заброшенным, с еле заметными следами человеческого присутствия, порой даже с прогнившими качелями на ржавых цепях, или останками гипсовых организмов. Что-то вроде трофейных консервов времен первой мировой войны.

-- Да вот в том же Бейт вэ Гане есть улица "Зеев-хаклаи". Можно ведь и как "волк-колхозник" перевести. Еще хуже, чем у нас,-- сказала Анат раздраженно.

-- Да у нас вообще все хорошо. Мы вообще в "золотом миллиарде" удобно живущих.

-- Удобно существующих.

Прохлада ночи стала резче и жестче. Черноту сдуло, появились проблески. Настроение неожиданно улучшилось.

Молодой южный месяц, лениво откинувшись в кресле-качалке, предвкушал полноту жизни и тела. Под его узким детским лицом, обращенным в будущее, отчего-то казалось, что простор неба сам собою продлевается в простор для совпадений и возможностей, которые -- как хамские иерусалимские звезды -везде, куда ни глянь; что по сути дела надо только оглядеться и начать жить в ту сторону, которая понравится больше. И все обязано сбыться так, как обязано. Потому что если над нами существует звездное небо, то законы гармонии обязательно должны действовать и дальше, распространяться и подминать под себя все, что движется, думает и чувствует.

Кот

Не оглянувшись на фальшиво шипевших "кис-кис" эгоистов, я сгоряча заскочил в подъезд и лишь потом, затормозив, мяукнул им все, что думал. Ответом мне был издевательский смех. Да что же это сегодня они все вытворяют?

Когда судьба и собственный желудок на пару пытаются зашвырнуть тебя в мусорный бак, надо извернуться и доказать судьбе и себе, что ты не серая полосатая посредственность, а рыжий и смекалистый энергетический сгусток.

И я, как мраморный лев, украсил собой каменную стенку перед базовым подъездом. Осознание собственной каменности не ослабляло, но хотя бы притупляло голод.

Прогулочный цикл Патронов обычно длится сорок-сорок пять минут. Самый подлый интервал. Кого-то ловить или лезть в контейнер глупо, а ждать тягостно. Но ловить, все-таки, глупее -- лов занимает в среднем более получаса -- тупая дичь норовит уйти на чужую территорию, это чревато дракой, а драться на голодный желудок... В мусорке же плохо контролируешь ситуацию вокруг, Патроны могут взять с поличным и тогда -- купание. Только не это. Невыводимый презренный запах шампуня, унизительный крысоподобный вид... Даже если Патроны не засекут, то в мусорке -- тупая болтовня, идиоты, то еще общество, не отделаешься. Нет, только ждать.

Аутогенная тренировка. Моя правая передняя лапа -- тяжелая и горячая. Моя левая лапа -- тяжелая и горячая. Моя правая задняя лапа -- тяжелая и горячая... Вертикалы зациклились на задних лапах своих самок. Примитивы. Впрочем, может это и не так глупо? На первый взгляд у вертикалок важнее передние лапы -- они ими кормят и ласкают. Но чаще приходится натыкаться, все-таки, на задние, на ноги. Именно они дают нам первую информацию о попавшемся на пути вертикале.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мой генерал
Мой генерал

Молодая московская профессорша Марина приезжает на отдых в санаторий на Волге. Она мечтает о приключении, может, детективном, на худой конец, романтическом. И получает все в первый же лень в одном флаконе. Ветер унес ее шляпу на пруд, и, вытаскивая ее, Марина увидела в воде утопленника. Милиция сочла это несчастным случаем. Но Марина уверена – это убийство. Она заметила одну странную деталь… Но вот с кем поделиться? Она рассказывает свою тайну Федору Тучкову, которого поначалу сочла кретином, а уже на следующий день он стал ее напарником. Назревает курортный роман, чему она изо всех профессорских сил сопротивляется. Но тут гибнет еще один отдыхающий, который что-то знал об утопленнике. Марине ничего не остается, как опять довериться Тучкову, тем более что выяснилось: он – профессионал…

Альберт Анатольевич Лиханов , Григорий Яковлевич Бакланов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Детская литература / Проза для детей / Остросюжетные любовные романы / Современная русская и зарубежная проза / Детективы