И корабль тонет…

– Но причем тут Шаповалов? Мне кажется, ты все слишком преувеличиваешь. Он всего лишь зазнавшийся, давно потерявший всякое представление о совести и чести толстосум.

– Если все было бы так просто, я бы не стал даже думать о нем. Он считает себя властелином мира или одним из властелинов мира. Это не просто гордыня или глупое заблуждение, это принципиальная позиция. Мир должен быть таким, каким он видит его. И ничего другого не должно существовать. А все люди обязаны подчиняться устанавливаемым им и таким, как он, правилам. А если кто-то не согласен, он должен быть покорен или сломлен. И это вовсе не слова, он так жил всю жизнь и намерен продолжать жить. И главное, ему удавалось до сих пор так жить!

– Андрюша, все это, наверное, так и есть. Но что тут нового, такие, как он, были всегда, во все исторические эпохи. Не понимаю, что тебя так возмущает.

– А мне казалось, что тебе не надо это объяснять.

– Видишь, ты преувеличивал мое понимание.

– Разумеется, ты права, он совершенно не оригинален. Такие были всегда и долго еще будут. Но до сих пор они находились где-то в стороне от нас, мы плыли по разным морям и рекам. А на этот раз оказались в одном водоеме. И мы не можем разойтись, как корабли при встрече. Не для этого мы оба тут находимся, нас сознательно соединили.

– Но что ты намерен делать, вступить с ним в борьбу?

– В борьбу? – задумчиво проговорил Шаронов. – Нет, это не борьба, борьба ведет лишь к ожесточению, она отбрасывает каждого из борцов еще дальше друг от друга. Это должно быть нечто иное. Он должен увидеть альтернативу. Так, как это однажды увидел я.

– Ты забываешь, в каких обстоятельствах ты ее увидел, что ты тогда пережил. С ним же ничего подобного не происходило.

– Ты права, то, что случилось со мной, вряд ли с ним случится. Но я чувствую, он сейчас переживает очень сложный момент. Не знаю, заметила ты или нет, но рушится все то здание, что он воздвигал на протяжении всей жизни. Он еще не понимает, что он жаждет новой истины, новой опоры. Потому и затеял этот фильм.

– Ты хочешь ему предложить новую истину? – грустно проговорила Ольга Анатольевна.

– Больше тут некому это сделать.

– Он отвергнет ее.

– Поначалу ему будет казаться, что он ее отвергает. Но она проникнет в него через брешь, которая в нем образовалась. И станет постепенно многое менять. Этот процесс до определенного времени будет для него незаметен, но однажды он вдруг обнаружит, как что-то в нем переменилось, что он смотрит на мир уже несколько иначе.

– Это может произойти очень не скоро.

Шаронов покачал головой.

– Никто не может предугадать, как скоро. Все может произойти быстро. А может не хватить и жизни. Я понимаю, чего ты опасаешься. Не беспокойся, я не стану его ни осуждать, ни попрекать. Я зайду с другой стороны. И знаешь, мне кажется, совсем скоро, буквально с минуты на минуту он сам меня попросит об этом. Он вынужден искать выход из положения. А прежние рецепты уже не помогают.

49

Алла заперлась в каюте, ей никого не хотелось видеть. Впрочем, никто к ней и не рвался. Она предполагала, что придет Шаповалов, но он не являлся. Она никогда не сомневалась, что ему плевать на нее. Но раньше он играл в предупредительность, иногда ей даже казалось, что ему нравится ее общество не только в постели. Бывало, хотя и не часто, что их беседы продолжались по несколько часов. Обычно это случалось у них после секса, когда на него расслабленного и удовлетворенного нападало желание поговорить.

Шаповалову вообще почему-то больше нравилось разговаривать ночью. Он мог ложиться чуть ли не под утро, именно тогда прилетел к нему сон. А пока он был еще от него далеко, у Шаповалова прорезалась, как у ребенка зубы, небывалая жажда общения, которая почти полностью отсутствовала в дневные часы.

Нельзя сказать, что их беседы были наполнены чем-то значительным, преимущественно они перемывали косточки своим знакомым, партнерам по бизнесу. Но для Аллы главное было в другом, она видела, что в эти минуты ему с ней хорошо, ему приятно ее общество. А как и чем это достигается, дело второстепенное.

Но последнее ночное бдение было уже давно, с некоторых пор Шаповалов замкнулся. Это произошло тогда, когда кризис взошел на свой пик. Шаповалов за считанные дни резко переменился, а она сразу не заметила этой перемены. Вернее, заметила, но не предала значение, посчитала это очередной зигзаг в его настроении. А их у него всегда было много.