И на хрена мне это надо!

Лена уже требовала продолжения совместных поездок в Киев. Но мои поездки напрямую связаны с Людмилой Николаевной. В УСПП я не заезжал… Лена всегда просила остаться переночевать у своего брата Александра, а на следующий день, но теперь уже в обязательном порядке, посещение магазинов, в том числе и ювелирных. В связи с экономическими трудностями, возможностей у меня стало меньше, а запросов у Лены стало больше. Я ее очень любил и поэтому каждый мой отказ больно шкрябал прежде всего по моему самолюбию. В ущерб делу я, преодолевая себя, соглашался и покупал, покупал, покупал. А аппетиты росли, росли, росли. Это надо останавливать, но как это сделать? Если я где-то в чем-то отказывал, то весь обратный путь Лена обиженно молчала, а перед приездом домой делала общий вывод:

— Скажи честно, ты меня разлюбил совсем?

А дальше до высадки из машины шел набор из слез, всхлипываний и причитаний. Каждая поездка превращалась в пытку. Как это остановить, я просто не знал. Дальше стандартная схема *Иди спать на диван*.

Но зато, каждая моя поездка в школу в Сутинки превращалась в праздник. Тамара меня забирала сразу к себе, укладывала в постель и не выпускала из нее до тех пор, пока мне не пора уезжать. Но я установил время, отведенное для этих посещений. Все время, вместе с дорогой, не должно превышать трех часов и один раз в неделю. Тамару это злило, но высказывать свое неудовольствие она пока опасалась. Ирина хмыкала, но от комментариев воздерживалась. Я, время от времени, начал сравнивать Тамару с Леной. Но, как я не крутил, таких чувств как к своей Лене, я не испытывал ни к кому. Она стояла особняком. Не смотря на все ее закидоны. А моя любовь к Егору вообще не имела границ. Он мне отвечал взаимностью. В течение февраля-марта месяца я еще крепился, но после своего дня рождения 31 марта, уже не выдержал. Остановил все пошивы для Лены в ателье. Запретил ходить на стройку дома чаще, чем один раз в неделю. И ходить туда только со мной. Не лазить по складам и полкам торгового комплекса. Прекратил совместные поездки в Киев, если только нет конкретных причин для поездки. Предложил пока погулять на свободе, а с первого сентября пойти на работу. О работе я Лене не говорил, что договорился о ее трудоустройстве преподавателем в медицинское училище. Директор училища Лену знал, как великолепного специалиста, но сомневался, что главврач госпиталя инвалидов войны ее так просто отпустит.

— Это мои проблемы. Я их решу. В июле принесу подписанное им заявление о согласии на перевод.

Я написал заявление о приеме на работу за Лену. Директор училища подписал его, предварительно. Сказал, что окончательное решение он примет в августе.

— Мне нужно подписанное заявление главврачом о согласии ее уволить.

Я пообещал в середине июля такое заявление ему принести. Разводиться с Леной — такого я не представлял себе даже в страшном сне, а вот заставить ее стать прежней стало моей главной целью. Все меры, которые я принял, вызвали в Лене огромную кучу отрицательных эмоций. Денег своих она не имела. Привыкла получать любое количество денег, по первому требованию и без всякого отчета, на что они потрачены. А тут вдруг к просьбе о выдаче денег надо прикладывать объяснение, а для каких целей они нужны. Потом разбор — надо или нет. Только потом — получи, пожалуйста, но отчитайся, куда они потрачены. Небольшие суммы выдавались без разговоров и обсуждения. Вопросы покупки дорогих тканей вообще отпал. Сначала носи то, что уже нашила и накупила. Отпали вопросы о золотых украшениях.

— Все равно, купить, что ты желаешь невозможно. Давай остановимся.

По всем этим нововведениям истерик и шумных скандалов не было. Неожиданно я получил союзника в лице Николая Петровича, отца Лены. Оказывается, он многое услышал из наших достаточно шумных разговоров. Когда я уехал на работу, он посадил Лену за стол и устроил ей «разбор полетов». Причем достаточно жестко. Как рассказывала теща, Лена огрызалась сначала агрессивно, но потом повернулась и ушла с кухни. В результате не разговаривала с нами почти неделю. Но я не сдавался. Самое трудное для меня, отсутствие секса. На третий день голова раскалывалась. Казалось, что в нее забивают гвозди. Палочки-выручалочки обеспечивали мне Тома и Наташа, которые о существовании друг друга знали, но о других аспектах моей жизни пока не догадывались. Они обе помогали мне удержаться в моей воспитательной работе с моей женкой.

Глава 22

Тамарина любовь