Он спустился по лестнице, чувствуя, что сможет навести небывалый порядок в своей бестолковой жизни. Была уже ночь. Он увидел фонарь на краю улицы, у самого темного леса. На свет фонаря слетелись дюжины обезумевших мотыльков, сумеречные бабочки летали вокруг него, и, казалось, им безумно хотелось сгореть. Он не смог удержаться и продекламировал вполголоса, in girum imus nocte et consumimur igni. Он проговорил эти слова, как монах читает молитву. Откуда ему было знать, что наша история подходила к концу. Подходила к концу его жизнь.
Он сделал еще несколько шагов по направлению к фонарю. Кабаненок шагнул назад, потому что человек подошел слишком близко. Сзади послышался шум, и Кабаненок скрылся в кустах. В ту же минуту крикливая толпа охотников высыпала из темного леса, и один из псов залился звонким лаем, почуяв след, оставленный Кабаненком. И кинулся на Измаила, как на тень дичи. Тогда самый взвинченный охотник выстрелил в пустоту, где несколько секунд назад стоял превосходный вепрь, которого спугнула собака.
– Что ты наделал, приятель?
– Куда ты стреляешь?
– Мать твою, мать твою, мать твою…
Пуля выбила из Измаила все надежды и безумные идеи, все разом. Кончились все его разговоры с полицией, даже с воображаемым сержантом. А в музее горя Лео появился новый экспонат. Если, конечно, у нее была хоть одна его фотография. Но знать об этом Измаилу было не дано.
Мы кружимся в ночи, и нас пожирает пламя. Хотим мы того или нет.
Эксплицит
Черная ночь. Месяц, наполовину надкушенный Большой Печальной Свиньей, скрывали густые тучи, от которых тьма становилась еще темнее. Под огромным каменным дубом, на Поляне, где Лотта когда-то собирала всех своих детей, теперь Кабаненок собирал соплеменников, жаждущих послушать его рассказы. После многочасового описания невероятной жизни людей Кабаненок, единственный представитель своего рода, оставшийся в живых, сказал, и это все. И наступило ошеломленное молчание, которое немедленно нарушил крик совы, что, рыдая, взлетала ввысь, словно поняла все от начала и до конца.
– Он действительно умер? – спросил расстроенный, но милый и вежливый голос.
– Да. Как умирают кабаны, когда их убивают охотники. Точно так же.
– Ты это не выдумал?
– Нет. Я был знаком с Измаилом, – соврал он. – Только я не уверен, взаправду ли его звали Измаилом. У людей бывают странные имена. Точно не знаю, но возможно, что это имя придумал я.
– Я уже привык, что его так зовут, – пробасил огромный вепрь со слезами на глазах, которые тьма отлично скрывала, – так что теперь его непременно должны звать Измаилом.
– Когда у меня будут поросята, – сказал кто-то с краю, – я назову одного из них Имилом.
– Измаилом.
– Ну да: Измилом.
–
Конец