И настанет день третий

Щелчок зажигалкой, и вместо привычного маленького игривого огонька передо мной вспыхнул высокий огненный факел. Напоенная кислородом атмосфера Пандемония способствовала горению. Ах, как славно способствовала! Намотанная на руку тряпка вспыхнула, словно сделанная из длинного как спагетти орудийного пороха. От нее пламя вмиг переметнулось на сотни бумажных листков, которых взрыв кислородного баллона разметал по всему полу. Мое тело тут же обожгло клубящимся ненасытным пламенем. Это был настоящий крематорий. Рев огня, вой беснующегося Велиала, вопли обезумевшей от страха Дионы. Все смешалось в единый огненный водоворот. Я видел как вздулась моя кожа. Мне было больно и страшно, но я твердо знал, что скоро это все закончится.

Чудовищной силы взрыв перевернул мир вверх тормашками. Взрыв ацетиленового баллона по мощности не уступал взрыву крупнокалиберного артиллерийского снаряда, и в добавок к этому он прогремел в замкнутом пространстве, до отказа напрессованном кислородом. Окажись внутри обычные живые люди, о них можно было бы забыть. Но сейчас совсем другой случай. Сейчас внутри были лишь создания загробного мира, смерть для которых давно перестала быть угрозой. Смерть стала их обычной средой обитания.

Я очнулся под самой дверью лифта. Вокруг бушевало оранжево-красное пламя, да я и сам горел. Жидкость в моем единственном глазу начинала закипать, поэтому видимость падала с пугающей скоростью. Быстрее! Дотянуться до кнопки! Краешком всклокоченного разума я еще смог удивиться, что продолжаю соображать довольно четко. В частности, меня удивила одна странность – заветная кнопка находилась низко, невероятно низко! Не понятно, но очень и очень кстати. Легче будет достать. Достать! Немедленно достать! Я попробовал поднять руку. Она поднялась, и даже как-то чересчур легко. Сфокусировав не ней свой почти уже невидящий взгляд, я понял почему. На руке уже практически не осталось мяса. Одни кости да сухожилия, и они тоже горели. Быстрее! Ревя от боли, я размахнулся и ударил по белесому, стремительно теряющему очертания пятну.

Дзынь! Мелодичный звон, и дверцы распахнулись. Они словно истосковались по работе и с нетерпением ожидали нового клиента. Все равно кого, пусть даже горящего как головешка, источающего жирный паленый смрад недочеловека. И я упал внутрь, в недра спасительного, еще холодного пространства. Это оказалось легко, очень легко. Мне даже не пришлось ни ползти, ни цепляться за створки дверей. Мне стоило лишь оттолкнуться и пожалуйста… как с горы скатился внутрь кабины.

С горы? Валяясь на рифленом полу лифта, я действительно увидел гору. Вернее не гору, а небольшую горку. Она возвышалась у самого порога и тоже горела, еще как горела. Еще ярче, чем мое собственное тело. Что это? Неужели? Ну, конечно… Так и есть! Диона! Это все, что осталось от Дионы!

Львицу разорвало пополам, и то, что я видел, была лишь верхняя часть туловища – одна лапа, кусок груди, шея и голова. Именно на этой груде зажаренного мяса я еще секунду назад лежал. Диона опять помогла мне. Подставила свое бесчувственное растерзанное тело, чтобы я смог довершить задуманное.

– Диона! Никогда! Ни за что! Не брошу! – заорал я, обезумев от горя. Заорал и снова полез в огонь.

Я вцепился зубами в горящую шкуру и поволок останки своей боевой подруги внутрь лифта. В тех местах, где шкура львицы уже основательно прожарилась, она отрывалась, и я выплевывал горелые горькие куски от тела самого близкого, самого дорогого сейчас существа. Но меня было не остановить. Я снова и снова впивался в дымящуюся, хрустящую от горелой шерсти плоть Дионы и тянул… тянул, что было сил. Ах, если бы можно было помочь руками! Но если задействовать то, что осталось от рук, то как тогда ползти? Забудь о руках! Ты зверь, загнанный хищный зверь, спасающий своего последнего, может быть, уже мертвого, но от этого еще более родного детеныша. Там, в спасительной глубине стальной норы, ты прижмешь его к себе, оближешь закрытые навечно глаза и завоешь, затосковав навек.

Из последних сил я перетащил Диону за стальной порог. Сейчас бы отдышаться, хоть секунду, хоть мгновение, но нет, нельзя. Где-то там, в море огня, все еще здравствует та чудовищная сверхъестественная сила. И она придет за мной. Сатана не отпустит, не отступиться и не постоит за ценой.

В этот самый момент мне действительно показалось, что огонь перестал быть просто огнем. Он стал формироваться в некую, еще не понятную, но уже ясно различимую фигуру.

Скорее! Ну, давай же, живо! Напрягая последние, из еще уцелевших на мне мускулов, я полез к стене лифта. Туда, где призрачно сияло белое пятно. Я помнил, что на нем нарисовано солнце. Солнце! Я больше всего на свете хотел видеть солнце! Я потянулся за мечтой, за сказкой, за чудесной птицей Феникс, и, о чудо, она далась мне в руки! Я как зачарованный все смотрел и смотрел на нее. Никогда не думал, что самое прекрасное зрелище в мире это большая белая кнопка, на которой черным пауком лежит моя костлявая обугленная пятерня.