И никакая сила в мире... (Тьма перед рассветом)

– Я бы хотела также устроить по этому поводу грандиозный бал и представить моего зятя здешнему обществу по всем правилам и с законной гордостью, – заявила герцогиня. – Я хочу, чтобы все знали о том, что мы вполне одобряем мужа, которого избрала себе наша дочь, и гордимся тем ребенком, которого она вскоре произведет на свет.

– Дорогая моя, – заметил Доминик со слабой улыбкой, которая чуть скривила его тонкие губы, – если ты считаешь необходимым, чтобы наша дочь и лорд Джейкоби повторили свои клятвы перед нами и нашим священником в надежде положить конец сплетням, так тому и быть. Тем не менее я совершенно уверен, что, устроив большой прием, позвав полный дом гостей, уже и так взбудораженных глупой болтовней, ты добьешься обратного результата – а именно дашь новую пищу досужим сплетникам. – Впрочем, говоря это, он прекрасно отдавал себе отчет, что, раз Сабрина вбила что-то себе в голову, у него нет ни малейшего шанса.

Поднявшись на ноги, герцог налил себе еще бокал бренди. Хотелось бы ему знать, о чем в эту минуту думал Данте. Если Рея и он вновь произнесут свои брачные клятвы в их маленькой церкви, свидетельнице венчаний бесчисленных поколений Домиников, включая и его собственное, то герцогу ничего не останется, кроме как приветствовать капитана «Морского дракона» в качестве нового члена семьи.

Глава 11

Давайте забудем и простим все обиды и оскорбления.

Сервантес

Давно растаял последний снег, и в огромном камине тлели только головешки святочного полена. Как всегда делалось на Рождество, его сожгли в соответствии с торжественным ритуалом; фейерверк сопровождался веселым пением рождественских гимнов, за которыми последовало празднество. Уже давно были убраны ветки падуба и омелы, украшавшие гигантский холл в замке; армия горничных и лакеев скребла и чистила, наводя везде порядок, как будто мартовские весенние ветры, бушевавшие в окрестных холмах и сотрясавшие то и дело оконные рамы, заставляли их суетиться больше обычного.

Наступило время, когда зарождается новая жизнь, новые надежды.

Золото нарциссов и нежная зелень лишь вчера лопнувших почек, еще даже не успевших развернуться, заявляли о близком приходе весны. Скоро холмы и долины обещали покрыться пышным разноцветьем полевых цветов – звездочками маргариток и невзрачницы, яркими белыми пятнами разбросанными на фоне темно-синих, лиловых и розовых облаков вероники, водосбора и пятнистого аронника.

Данте Лейтон, стоя в полном одиночестве у одного из высоких окон замка, вдруг заметил черного дрозда. Ветер нес птицу к зарослям молодого кустарника по ту сторону маленького пруда, где, окруженная древними кедрами, уединенно стояла крошечная средневековая церковь. Под этими сводами в свете бледных лучей зимнего солнца, едва пробивавшихся через маленькие цветные стеклышки, он и Рея Клер снова произнесли свои брачные клятвы. За их спинами в молчании застыли все члены семейств Доминик и Флетчер. Лица их потемнели, когда Данте громко объявил Рею Клер своей женой отныне и во веки веков, без колебаний повторив слова, которые торжественно произносил старенький отец Смолли. Высокий и худой, одетый в черную сутану священник со своим сморщенным, как печеное яблоко, лицом, освещенным лишь неровным, колеблющимся светом горевших на алтаре свечей, был удивительно похож на древнего мага.

А теперь легендарный капитан «Морского дракона», сердце которого ни разу не дрогнуло при оглушительном грохоте корабельных пушек, дрожавшей рукой пытался пригладить спутанные, торчащие во все стороны волосы. Данте волновался так, как никогда в жизни, и с этим страхом он был бессилен справиться.

Наверное, в сотый раз мужчина бросил встревоженный взгляд в сторону спальни, где в полусумраке слабо мерцали все оттенки голубого, бледно-желтого и серебряного, а за высокими окнами, скрытыми тяжелыми шторами из бледно-голубого дамаста, прятались мокрые деревья. На кровати с пышным балдахином лежала Рея Клер. Данте почувствовал, как судорогой жалости и нежности сжало его горло при воспоминании о ее отчаянных криках утром, когда схватки только начались.

Его тут же выставили из комнаты, на встревоженные вопросы маркиза никто не обращал ни малейшего внимания. Роули с герцогиней поспешили к постели, где стонала Рея, а перед его носом плотно закрыли дверь. Перебирая в памяти все эти подробности, Данте сделал большой глоток бренди и тоскливо уставился на пустой стакан. Вкуса он не почувствовал – коньяк обжег горло, а спустя мгновение по телу разлилось блаженное тепло. Прижавшись к стеклу пылающим лбом, он проклинал себя за то, что осмелился даже коснуться любимой.

Данте рассеянно взглянул на далекие холмы, где, похожее на пылающий шар, садилось солнце, и, обернувшись, посмотрел на всех, кто собрался в этой комнате, терзаясь тем же страхом. Теперь они уже не были для него чужими. Как ни странно, но он привык считать этих людей своей семьей. И вот теперь они пришли, чтобы разделить с ним тяжкое бремя ожидания.