И никого не стало…

Задрожала рука с длинными музыкальными пальцами – они зашевелились, каждый сам по себе, в собственном направлении. Острая судорога изогнула руку, она задергалась, забилась об пол. Обладатель конечности перекатился на другой бок… и вдруг распахнул глаза, исторг сдавленный рык и уселся, бешено вращая головой. Это был молодой человек со скуластым вытянутым лицом, короткой стрижкой, высоким прямоугольным челом, двухдневной щетиной, добавляющей брутальности мужественному облику. Он был одет не по сезону – мятая куртка с оторванными пуговицами подошла бы для мягкой зимы, причем человеку, который постоянно ездит на машине. Брутальность органично сочеталась с безумством в налитых кровью глазах, опухшим лицом и мятыми джинсами. Он вертел головой, как филин. Мужчина не мог понять, где он находится и что происходит! Внезапно он что-то вспомнил, сунул руку под куртку и побледнел еще больше, обнаружив пустую кобуру. Подскочил, начал выворачивать карманы, вытряхнул денежную мелочь, носовой платок, служебное удостоверение. Телефона не было. Он заскрипел зубами, стал стучать себя по вискам, чтобы избавиться от неприятного сна. Но сон оставался в голове, по ощущениям он был похож на реальность. В мозгу отложилось, что как-то прохладно, он находится в большом, декорированном и обставленном, хотя и несколько запущенном помещении. Вповалку валяются какие-то люди, много людей, а неподалеку – кресло, до которого он, в принципе, может добраться. Молодой человек побрел на негнущихся ногах, наступил на чью-то руку (но не придал значения пустяку), дополз до кресла, рухнул в него. Голова трещала и пылала, как доменная печь. Он смотрел по сторонам зачумленным взором. Ну, полная шизофрения… Сознание понемногу прояснялось, глаза начинали видеть. Огромная комната, отделанная дорогими материалами – площадью не менее шестидесяти метров. Повсюду лежали люди, ему не почудилось – мужчины, женщины, кто-то на диване, кто-то на полу. Окна, обрамленные пыльными шторами – с ламбрекенами и балдахинами, между окнами – прогоревший, монументальный, похожий на портал в иное измерение, камин, декорированный светлыми мраморными плитами. Рядом с камином чугунная емкость с углем, похожая на «сундук мертвеца», кочерга, пустое ведро. Плазменный телевизор на подставке, синий огонек медийного плеера. Ковры, два кожаных дивана, кресло, в углу еще одно. Маленькая елочка с ободранной макушкой, украшенная леденцами на веревочках. Гостиная, словно «парадная зона». Она, похоже, совмещалась с кухней – слева от окна громоздились буфеты, стол с ворохом посуды, здоровый холодильник, подобие разделочной тумбы, миниатюрная газовая плитка, тазики, ведра, пластиковые бутылки с водой, два калорифера известного японского производителя, включенные в сеть и работающие вполсилы. Эклектика какая-то…

За окнами было черным-черно. Мужчина вскинул руку – часы, как ни странно, сохранились и показывали 19:07. Дата – 31 декабря. Скоро Новый год, к такой-то матери!

Он застонал, обхватил голову руками, стал давить на нее, чтобы выжать головную боль.

– Господи всесильный, вы мне руку отдавили… – прошелестела женщина и зашлась простуженным кашлем. Она приподнялась на коленях, уперла в пол трясущиеся руки, обволокла пространство зачумленным взором. С ней явно что-то было не так. Рыжие волосы вздыблены, слиплись, мятое лицо, словно она неделю проспала, придавленная стиральной доской. Поверх красивого вечернего платья с глубокими вырезами была натянута засаленная, с торчащими клоками ваты, колхозная фуфайка, на ногах вместо изящных туфель-лодочек красовались стоптанные кирзовые сапоги. Смотреть на это чудо без смеха было невозможно. Обладатель щетины сипло хрюкнул.

– Простите, Валентина Максимовна, не хотелось вас покалечить. Вы так очаровательны в этой фуфайке и сапогах. На картошку ездили?

– Вы кто? – прохрипела женщина. – Я вас не знаю… но лицо у вас, кажется, знакомое…

– Зовите меня Игорем, не ошибетесь, – вздохнул молодой человек. – Фамилия – Волостной. В нормальном состоянии, Валентина Максимовна, вы бы меня вспомнили.

Но она его не слушала, плевать хотела, что он там бормочет! Пришло осознание ужаса положения. Женщина с отвращением уставилась на фуфайку, стала моргать, надеясь, что она исчезнет, потом завизжала и стала судорожно ее стаскивать.

– Не советовал бы вам этого делать, Валентина Максимовна, – пробормотал Волостной, закрывая глаза. – В помещении довольно свежо.

– Где мои туфли?! – начала визжать женщина, обнаружив на ногах классическую армейскую обувку. – Что за хрень?! Что происходит?! Что вы со мной сделали?! Где я?!

– Да, да, Валентина Максимовна, мы все за вас переживаем… – проговорил сочным «бархатом» импозантный густоволосый человек в скомканном прокурорском мундире. Он пытался убрать с себя посторонние женские ноги. Не будь он таким измазанным и всклокоченным, смотрелся бы еще импозантнее. Мужчина уселся на пол и с недоверием воззрился на окружающие реалии.

– Иннокентий Адамович?.. – Женщина выкатила глаза, проглотила язык и замолчала.