И.О. Древнего Зла, или мой иномирный отпуск (СИ)

Сам факт: да, по отношению к донорам политика светлой стороны бывает сомнительна. Но суть вот в чём: они и сами это понимают, по крайней мере, верхушка. И понятно, что на каждый чих у них имеется добронравное объяснение (ибо высшее благо, большой план и бла-бла-бла), но того, что под шелухой всех этих объяснений методы порой пованивают, не станет отрицать никто, у кого есть глаза. Потому никто в здравом уме не станет отправлять на должность надсмотрщика… То есть нет, простите, наблюдателя… Непонятно кого. И уж точно не молоденького совсем мальчишку, верящего в добро, да ещё и связанного с кем-то вроде Баела.

И тогда внимание вопрос: как их угораздило вообще?

— А тут просто у нас налицо треугольник идиотизма, в котором все углы тупые, — пожал плечами Бэл. — А ещё тут замешана, прости что поминаю всуе, любовь.

— О как, — это на самом деле было внезапно.

— Давай я тебе сказку расскажу, — хмыкнул Бэл. — Точнее, учитывая коленкор, историю про историю в истории… Спятить можно, но жизнь у нас такая, что все, кто выжить хотел, и так уже давно спятили. Чтобы мимикрировать. А история… Конкретно эта начинается в одной клинике, специализирующейся на определённых болезнях у детей. Встретились там однажды мальчик и девочка, оба в том возрасте, когда у многих человечков уже просыпается интерес к этой вашей любови. Во времена, которые помним мы, на этом этапе человечков начинали женить или выдавать замуж. Не всегда хорошо кончалось, но это уже издержки… Нынче в большинстве локаций, нам с тобой известных, такие повороты всё же не приняты, что даже на мой вкус таки к лучшему. В наши дни человечки в таком возрасте красят волосы в забавные цвета, начинают, не знаю, засматриваться на окружающих, представлять учителей голыми, смеяться над дурацкими шутками, бледнеть, краснеть, потеть, обмениваться записками с одноклассниками… Ну ты знаешь, как оно бывает.

— Понятия не имею, — ответила я вполне честно. — В моём подростковом возрасте я сначала была слишком озабочена тем, чтобы семья не сдохла с голоду, чтобы лавка не закрылась, чтобы отец спьяну не сломал сестре руку, лучше уж мне… И всё такое. Потом был отбор, и я больше волновалась о том, подействует ли магия, ответят ли боги на молитвы и не сорвётся ли раньше времени престарелый царёк-психопат. Мои мысли о любви плотской сводились к тому, как её перетерпеть и не сблевать. Потом я стала королевой, но у меня была куча-мала политических противников, и гарем супруга-овоща, который надо было куда-то деть, и выходящая из-под контроля магия, и подступающее со всех сторон безумие… Короче, я понятия не имею, как оно бывает. И при чём тут записки.

Баел махнул рукой.

— Ну не начинай! Ладно, да, глупость сморозил. Но ты ж всякие там книги-фильмы о подростковых проблемах смотрела-читала? Малявок со стороны видала? Ну вот оно! В общем, прими как данность: многим человеческим детёнышам, не озабоченным вопросами выживания, тёмной магией и властью, в этом возрасте понемногу становится интересно, что там, чего и как устроено с этой вашей любовью. Им уже хочется в кого-нибудь влюбиться там, глазки построить, выбрать себе ну-очень-красивого кумира и вздыхать о нём по ночам… Как правило, не больше этого. Но тем не менее, важный этап взросления, не хухры-мухры… И эти детки, о которых сказка, исключением в общем-то не были. Только вот влюбляться им было не в кого; обучались оба на дому, приходящие медсёстры и учителя были не то чтобы красавцы, а вздыхать по актёрам, которых ни разу в жизни не видел, не каждый может. Ну а потом детишки встретили друг друга; оба были примерно одного возраста (девочка чуть старше), оба застыли между жизнью и смертью… Оба любили книги. Читать, а девочка — ещё и придумывать. По ночам, когда состояние позволяло, они прятались в кладовке, и при свете фонарика девочка рассказывала истории… Например, о прекрасной деве Фаэн, которая может ходить, и бегать, и колдовать, которой всё по плечу, которая непогрешима и сильна… О борьбе добра и зла. И о великой любви, ради которой, ни много ни мало, рухнет целый мир. Потому что, ну кто ж в таком вразрасте и таких обстоятельствах стал бы мелочиться, а?

Ох.

Ох, дерьмо.

— Ты прав, тут нечему удивляться… И что же там за любовь такая, позволь спросить?

Баел хмыкнул и перекинул мне книженцию.

— Прочти на досуге. Примени заклятие вариативности, я позаботился, чтобы там же можно было прочесть и изначальный вариант.

— А вариантов несколько?

— Да, несколько. Один тот, первый, из кладовки; второй — который она придумала после смерти своего друга и который её любящая семья издала после, построив на трагедии неплохую рекламную кампанию. Люди любят покупать трагические истории.

— Так девочка тоже мертва…

— Ну, она почти дотянула до двадцати. В её обстоятельствах, не худший результат.

Я провела пальцами по обложке, очертив имя автора — едва ли настоящее, на самом деле.

— Эти светлые… Почему они так легко умирают?