И он ее поцеловал

– Это несложно, я пыталась сказать тебе, но ты меня не слушаешь. Я не закрыла окно. Французское окно, – пояснила она, увидев, что он озадаченно смотрит на нее. – То, которое выходит на пожарную лестницу. Господи, – покачала она головой, глядя на него, – хорошо, что я человек разумный и заранее обо всем позаботилась, иначе мы действительно попали бы в переделку.

Она забрала у него плащ и начала разворачивать его.

– Думаю, у меня получится поддерживать эту порочную связь, Гарри. Правда ведь?

Гарри обо всем позаботился. Он нашел домик в Кенте, всего в двух часах от Лондона на поезде, но там, по заверениям Эммы, ее никто не знал. Чтобы избежать местных сплетен, они представились как мистер и миссис Уильямс, пара, которая ценит уединение.

Они будут уезжать в пятницу и возвращаться в понедельник, шепотом, дабы секретарь не подслушал их разговор через предусмотрительно закрытую дверь, пояснил он ей во время последней встречи в конторе. Тайные планы обсуждались в паузах между комментариями к ее статьям и изложением набросков будущих опусов миссис Бартлби. Покидать столицу им следует разными поездами, еле слышно говорил он, и так же возвращаться обратно. Еду будут приносить в коттедж перед их приездом, уборку делать на неделе, пока они в Лондоне. Никаких слуг у них не будет, но, судя по восхитительным рецептам, миссис Бартлби умеет готовить? Если нет, он всегда может поджарить хлеб на огне и сделать тосты с сыром.

За приготовлениями пролетело две недели. За эти полмесяца Эмма открыла для себя новое удовольствие: предвкушение. К тому времени как поезд прибыл в крохотную деревушку Крикет-Сомерсби, ее возбуждение достигло предела и рвалось наружу.

Гарри ждал ее на перроне, и сердце Эммы пропустило удар, стоило увидеть его улыбку! Ей захотелось броситься навстречу, но даже здесь, вдалеке от глаз друзей и знакомых, они не были свободны. Он взял у нее саквояж, и Эмма пошла за ним к ожидающему их экипажу. Гарри передал саквояж кучеру и помог Эмме сесть. Кучер влез на облучок, и они тронулись в путь.

Коттедж был двухэтажным каменным строением с черепичной крышей, толстыми мансардными окнами и ярко-красной входной дверью. Вокруг рос лес, неподалеку журчал ручей и плескался волнами о берег пруд. Сзади есть огород, рассказывал Гарри, занося саквояж в дом, и мебель уютная.

Эмма остановилась в маленькой прихожей, но успела только заметить, что слева располагается гостиная, а справа столовая. Саквояж с тяжелым стуком упал на дерёвянный пол, Эмма развернулась, увидела, как Гарри целеустремленно запирает дверь, и у нее перехватило дыхание. Когда Гарри обнял ее, наклонил назад и поцеловал, ей оставалось лишь придержать рукой соломенную шляпку и надеяться, что уютная мебель включает в себя кровать.

Кровать имелась – широкая, со старомодной дубовой спинкой, с толстым волосяным матрацем поверх пружинного, с ароматным бельем и подушками. Миссис Бартлби одобрила бы такую кровать, заверила Эмма. Но не то, что на ней происходит, добавила с сожалением.

Однако больше этот факт они с Гарри не обсуждали, и Эмма не собиралась размышлять над ним. Из разговора, подслушанного миссис Моррис в тот незабываемый вечер, хозяйке стало известно, что Эмма не секретарь миссис Бартлби, а сама знаменитая писательница. Миссис Моррис узнала и то, что дорогой племяннице Лидии не было сделано предложение руки и сердца. Несмотря на восхищение успехом мисс Дав и заверение в том, что тайна будет сохранена, Эмма была уверена, что хозяйка подозревала об истинных причинах ее поездок на выходные, когда она якобы отправляется «на поиски свежего материала». Но к величайшему облегчению Эммы, миссис Моррис не задавала лишних вопросов и не читала ей лекций, а Эмма старалась не обращать внимания на озабоченное выражение лица хозяйки, если они случайно сталкивались в коридоре.

Эмма не жалела о своем выборе, времени на волнения у нее не оставалось. Ей было чем заняться с Гарри и что посмаковать в разлуке с ним. Следующие четыре недели каждый миг, проведенный с Гарри в коттедже, оборачивался новыми открытиями и яркими приключениями.

Ей нравилось смотреть, как он бреется. Это смущало его, но наблюдение за этим ежедневным ритуалом неизменно завораживало Эмму.

– Это так… ну, мужественно, – попыталась объяснить она, получив в ответ приступ хохота.

– Еще бы, – сурово произнес он, отсмеявшись. – Можешь застрелить меня, если я когда-нибудь совершу что-нибудь женственное.

– Я серьезно.

– И я тоже, – с нажимом проговорил он, отложив в сторону бритву и взяв, полотенце.

– Созерцать тебя во время бритья… – Она замолчала, привалившись спиной к стене и внимательно изучая, как он вытирает пену. Эмма пробежала взглядом по его голому торсу, мускулистым плечам и рукам, подбирая подходящее слово. – Возбуждающе. Это возбуждает меня.

– Правда? – Он оторвался от зеркала и встретился с ней взглядом – горячим, голодным взглядом синих глаз, к которому она уже начала привыкать. Ей нравился этот взгляд. После бритья они почти всегда занимались любовью.