И опять Пожарский

Михаил был на богомолье в Ферапонтовом Белозёрском Рождества Богородицы мужском монастыре и молился на икону письма великого Дионисия. Это, без всякого спора, была лучшая икона на Руси, не зря её брали за образец последующие иконописцы. Икона, которую сейчас держал в руках дьяк, была не копией той великой иконы. Она была просто похожа на неё. Или наоборот? Икона Дионисия Богоматерь Одигитрия была похожа на это чудо. Ведь маленькая собачка тоже похожа на волка. Отрок Иисус был, в отличие от канона, нормально сложён, у него была не маленькая игрушечная головка, и не это было главным. Иисус как бы уходил на второй план, а на первом плане была улыбка Богоматери. Нет, скорее даже намёк на улыбку с чуть приподнятыми уголками губ. Богородица как бы говорила смотревшему на неё человеку: «Я все про тебя знаю, и плохое, и хорошее. Я прощаю тебе чёрные твои дела и мысли и благословляю на свершения во имя Сына Моего».

Михаил не мог взять эту икону в руки. Он встал на колени перед дьяком, держащим образ, и молился. Дьяк Борисов, присутствующий при разговоре царя с Прониным, едва успел предотвратить попытку бухнуться на колени и Фёдора Фёдоровича.

Прошло более десяти минут, прежде чем государь поднялся и, забрав икону, передал её Борисову. А потом подошёл к Пронину и троекратно облобызал.

— Спасибо! Век я тебе этого не забуду. Словно в раю побывал. Всё мне явилось: и как батюшку из узилища вызволить, и как земли русские от ворога уберечь, и как воздать ляхам за дела их нечестивые. Как величать тебя по батюшке?

— Невместно мне, великий государь, не князь я, — низко склонился Пронин.

Борисов шепнул царю:

— Фёдор Фёдорович.

— Тут я решаю, кто князь, а кто не князь, Фёдор Фёдорович. Сегодня же указ напишут.

— В чём же моя-то заслуга, государь? Это иконописцы сподобились. И Пётр Дмитриевич их собрал и выпестовал, — пытался оправдываться новоиспечённый князь.

— И им воздам за чудо это. Давай же дальше, Фёдор Фёдорович, показывай другие подарки Петруши.

— Взгляни, государь, на азбуку, что книгопечатник Петер Шваб исполнил по образцам, придуманным княжичем Пожарским.

Михаил Фёдорович любил книги, можно даже сказать, они были его страстью. Как только поляков отогнали от Москвы, он приказал вернуть из Нижнего книгопечатников и отстроить пострадавший при осаде ляхов в Кремле печатный двор. Те книги, что сделали братья Фофановы, были хороши. Эта азбука была шедевром. Как икона. Михаил перелистывал страницы и радовался. Вот ещё один книгопечатник, нужно срочно его в Москву. Ах, как хороша, рядом с каждой буквицей — картинка с предметом, на эту букву начинающимся. Эх, если бы у него в детстве была такая азбука…

— Немца сего вызвать, не мешкая, в Москву, — повер нулся царь к дьяку Борисову.

— Дозволь, государь, передать тебе слова, что сказал мне княжич Пожарский, передавая эту азбуку, — встрял Пронин.

— Дозволяю. Говори, князь, — улыбнулся довольный всем Михаил.

— Предвидел Пётр Дмитриевич, что захочешь ты, государь, Петера Шваба в Москву забрать и просил сказать тебе: не забирай, государь, книгопечатника в Москву. Зачем в одном гнезде две наседки? Пусть Фофановы книги печатают в Москве, а Шваб — в Нижнем. И ещё, нужно найти или выучить других книгопечатников и во Владимире печатный двор основать, и в Казани, и в Астрахани, и в Великом Новгороде. Нужно, чтобы больше книг на Руси печаталось. Сейчас Шваб воспитывает учеников, и поможет им княжич во Владимире печатный двор открыть. И ты поступай, государь, тако же. Вот что просил сказать тебе Пётр Дмитриевич… — Дьяк взмок весь, пока произносил эти крамольные слова. Но верил он в их правдивость. Убедил его Пожарский.

Михаил Фёдорович изменился в лице: у него только что хотели отнять любимую игрушку. Он даже сильнее вцепился в новую азбуку. Но дьяк продолжал говорить, и пальцы разжимались. Прав Петруша. Тысячу раз прав. Нужно сходить на печатный двор, поговорить с Фофановыми и открывать печатный двор в Новгороде.

— Спасибо тебе, князь, за смелые слова. Мало кто смог бы их произнести. Жалую тебе за то шубу с царского плеча. — Царь кивнул Борисову, и через минуту Пронин уже был с наброшенной парчовой шубой на плечах.

— Царь-батюшка, не по заслугам мне всё это! — Пронин низко поклонился. — Ведь это даже и не половина подарков Петра Дмитриевича… — И он протянул Михаилу вторую книгу со стихами. Сначала шли детские, потом — про бои, а потом и про любовь.

Михаил осмотрел и эту книгу.

— Зачем же напечатана сия книга? — спросил он Пронина.

— Княжич Пожарский школу открыл в селе Вершилово. Учит детей счёту, слову Божию и чтению с письмом. Вот он и говорит, что учиться читать по этой книге детишкам много легче будет.

Михаил открыл книгу на первой странице и вслух прочитал: