И пели птицы...

— Вас не переубедишь, мадам.

Фамильярность, сквозившая в обращении Люсьена с мадам Азер, уже начала сильно тревожить Стивена. Политические тонкости забастовки, равно как и этические — поступков мадам Азер — его нисколько не интересовали. Ему хотелось знать лишь одно: каким образом оказалась она на короткой ноге с этим полным сил молодым человеком?

Стивен сказал:

— Пожалуй, мне пора возвращаться на фабрику. Ваш муж собирался показать мне процесс окончательной отделки.

— Вы работаете у Азера? — изумленно спросил Люсьен.

— Я работаю в английской компании, а она ненадолго направила меня сюда.

— Для англичанина вы очень хорошо изъясняетесь по-французски.

— Я учил язык в Париже.

— Азер говорил вам что-нибудь о забастовке красильщиков?

Стивен вспомнил замечание Азера о «малыше Люсьене».

— Почти ничего. Думаю, всерьез он забеспокоится, когда она затронет его фабрику.

Люсьен коротко фыркнул:

— Поверьте, долго ждать ему не придется. Не желаете что-нибудь выпить, мадам?

— Вы очень любезны. Я бы выпила воды.

Люсьен удалился, но Стивен остался, ему не хотелось покидать мадам Азер.

— Не думайте обо мне плохо, месье, — попросила она.

— Ну что вы, — ответил Стивен, обрадованный ее неравнодушием к нему.

— Я не изменяю мужу.

Стивен промолчал. До его слуха уже донеслись шаги приближавшегося Люсьена. Стивен склонился вперед, положил ладонь на плечо мадам Азер, легко поцеловал ее в щеку и тут же, не дожидаясь, пока у нее на щеках вспыхнет румянец, вышел из гостиной, бросив: «До свидания», — как если бы его поцелуй был всего лишь учтивой формой прощания.

5

Изабель Азер, в девичестве Фурмантье, родилась близ Руана. Младшая из пяти сестер, она стала разочарованием для отца, мечтавшего о сыне.

Младший ребенок в семье, Изабель вела жизнь, лишенную внимания родителей, которые, произведя на свет пятерых дочерей, более не находили никакой прелести в детском гомоне и вечных капризах. Две старшие сестры, Беатрис и Дельфина, в раннем детстве заключили союз, позволявший им противостоять вялой тирании отца и беспочвенным придиркам мадам Фурмантье. Девочками они были живыми, находчивыми и наделенными каждая своими талантами, каковых родители не замечали и, следовательно, не поощряли. Постепенно в них развилось нечто вроде направленного друг на друга эгоизма, не дававшего им слишком надолго расставаться.

Самая старшая из сестер, Матильда, выросла девушкой раздражительной и склонной хандрить по нескольку дней кряду. У нее были темные волосы и взгляд настолько холодный, что даже отец избегал лишний раз встречаться с нею глазами. В восемнадцать лет она страстно влюбилась в архитектора, строившего что-то невдалеке от Руанского собора. То был низкорослый, жуликоватого обличья человечек с уверенными и быстрыми, как у куницы, движениями, проживший десять лет в браке и имевший двух дочерей. Когда пересуды о все крепнувшей дружбе между ним и Матильдой достигли ушей месье Фурмантье, разразился шумный скандал. Пятилетняя Изабель впервые услышала из своей мансардной спальни разгоряченный спор взрослых людей, — уговоры отца сменились гневными восклицаниями, а хорошо известная вздорность сестры обратила ее в безудержно воющее существо. Изабель помнила, как затрясся дом, когда Матильда выскочила из него, хлопнув парадной дверью.

Изабель росла на редкость кроткой девочкой. Безразличие родителей она воспринимала как нечто само собой разумеющееся. Самым близким человеком, с которым она могла вести доверительные беседы, стала сестра Жанна, появившаяся на свет двумя годами раньше. Из всех сестер Жанна была самой смышленой. В отличие от Матильды ей еще не довелось шагнуть в мир взрослых, а Беатрис и Дельфина ее в свой союз не приняли. Когда в один прекрасный день у Изабель началось ничем не объяснимое кровотечение, именно Жанна растолковала ей то, о чем мать — по лености или из ханжества — рассказать не удосужилась. Таких кровотечений, сказала Жанна, принято стыдиться, однако она никогда не считала их позором. Напротив, гордилась ими, поскольку они говорили о том, что жизнь подчинена великому ритму, который обязательно освободит их обеих из унылых тенет детства. Изабель, все еще потрясенная случившимся, была достаточно внушаемой и сумела разделить с Жанной ее потаенную радость, хоть и не без некоторых сомнений. Она так никогда и не смогла примириться с тем, что тайна, обещавшая новую жизнь и свободу, непременно должна являться в обличье боли.