И пели птицы...

Стивен сидел напротив Изабель в поезде, шедшем на юг, к Суассону и Реймсу. Одержанная им победа — то, что он убедил Изабель восстать против натиска условностей и доводов рассудка, совершить трудный и опасный поступок, ввергала его в простодушный восторг. Впрочем, им владело и более глубокое ощущение счастья: рядом с ним сидела женщина, которую он любил, — мало того, женщина, от которой он впервые получил неопровержимое доказательство любви. Изабель улыбнулась и, закрыв глаза, недоверчиво покачала головой из стороны в сторону. Когда она снова открыла глаза, Стивен увидел в них полную покорность судьбе.

— Что они будут говорить? Что он скажет Берару и своим знакомым? — В ее голосе звучало любопытство, но не тревога.

— Не в первый раз жена уходит от мужа, — Стивен не имел ни малейшего представления о том, что скажет Азер, но и напрягать на сей счет воображение потребности не испытывал. Им с Изабель было сейчас важнее подумать о себе.

Поезд, в который они сели, был последним из вечерних, и потому выбор станций назначения оказался невелик. На вокзале Изабель накрыла голову шалью, боясь, что при посадке кто-нибудь узнает ее. Но когда поезд пошел по равнинам на юг, она успокоилась; возможно, ее ожидали впереди годы сожалений, однако непосредственная угроза драмы и возвращения к прежнему теперь миновала.

Поезд остановился на тускло освещенной станции, они выглянули в окно и увидели носильщика: он нагрузил тележку, а затем повез ее, заваленную коробками, к деревянному зданию, за которым тянулся пустой складской двор. В сумраке лицо носильщика казалось бледным. За ним различалась темная улица, взбегавшая на холм, к городу, в котором кое-где пробивался из-за штор и ставен ленивый желтоватый свет.

Дрогнув, поезд покинул станцию и покатил сквозь мирную ночь дальше на юг. Лето почти закончилось, в воздухе веяло холодком. К востоку раскинулся Арденский лес, за ним струился Рейн. После остановки в Реймсе поезд уклонился на ветку, шедшую вдоль Марны в Жуэнвиль. Время от времени лунный свет выхватывал из темноты мрачную реку, вдоль которой тянулись рельсы, вскоре, впрочем, избравшие иную дорогу, — между лесистых и открытых пространств и высоких насыпей, обступавших их в темноте.

Они продвигались на юг, Изабель пересела к Стивену, положила голову ему на плечо. От покачиваний вагона у нее смыкались веки, и вскоре она заснула, а поезд между тем продолжал предназначенный ему путь через те места, где Марна встречается с Маасом — рекой, что соединяет Седан с Верденом и неторопливо несет свои воды через низменности родного для Изабель края.

Ей снились бледные лица под розовыми лампами; бескровное, озаренное красным светом лицо Лизетты в углу лестницы, лицо брошенной девочки, другие, похожие на ее лица, попавшие в некую бесконечно вьющуюся петлю времени, строение которой укреплялось ритмическим движением поезда; множество белокожих лиц с темными, неверящими глазами.

Они остановились в отеле на водах городка Пломбьера, — маленьком, сером, заросшем плющом доме с балконами из кованого железа. Окна их расположенного на втором этаже номера выходили на сырой парк с обрушившимся павильоном и обилием огромных кедров. На дальнем конце этого огороженного парка размещались собственно купальни, воды которых, как предполагалось, обладали целительными свойствами и помогали людям, страдавшим от ревматизма, грудных недугов и некоторых болезней крови. В отеле проживало около дюжины других постояльцев, преимущественно престарелых супружеских пар, питались они в затейливо украшенном обеденном зале. В первые три дня Изабель и Стивен из своего номера почти не выходили. Изабель очень устала в дороге, да и решительный поступок отнял у нее немало сил. Она спала в большой деревянной кровати, спинки которой изображали нос и корму корабля, а Стивен часами сидел рядом с ней, читая книгу, куря сигарету, или выходил на балкон и стоял там, глядя на мирный маленький курорт.

Когда наступал час ужина, стеснительная горничная оставляла у их двери подносы с едой и торопливо уходила по коридору. На третий день Стивен спустился в обеденный зал и сел у выходившего на площадь окна. Владелец отеля принес ему меню.

— Мадам, ваша супруга, хорошо себя чувствует? — спросил он.

— Вполне, спасибо. Просто немного устала. Полагаю, завтра она спустится вниз.

Постояльцы, занимая места за своими столами, раскланивались со Стивеном. Он улыбался в ответ и отпивал глоток вина, бутылку которого заказал. Официант принес ему рыбу под густым белым соусом. Стивен отпил еще вина и разрешил себе погрузиться в спокойную атмосферу этого чужеземного мира: за годы и годы ничто, полагал он, не изменилось в размеренном распорядке гостиничной жизни, в чистом воздухе, в сытных блюдах, готовившихся по рецептам восемнадцатого столетия, в воображаемых, возможно, свойствах целебных вод и в ограниченном существовании, которое вели, благодаря своим предположительным достоинствам, благопристойные обитатели городка.