И приходит ночь

Рен перечитала письмо три раза, прежде чем отложить его в сторону.

Это был ее шанс искупить вину. Шанс доказать себе, что она все еще приносит пользу.

Если она заручится поддержкой Лоури, она сможет остановить войну до ее начала. У Изабель не останется выбора, кроме как признать, что Рен заслуживает места в Гвардии. Восстановив свою должность, она снова сможет быть с Уной – по крайней мере, как ее правая рука. Этого, сказала она себе, будет достаточно. Этого всегда было достаточно. Все еще обидно, что Уна предпочла им карьеру, но любая любовь, которую могла получить Рен, была лучше, чем вообще ничего. Она покажет Уне, что она это заслужила.

Все было так просто. Вылечи человека, вернись домой героем.

И это было слишком, слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Элоиза была права. Почему он написал ей? С тех пор как война уничтожила Гвардию, Рен являлась одним из самых опытных целителей. Она обладала хирургическими навыками и медицинскими знаниями, превосходящими знания большинства других целителей, которые сосредоточились на овладении Прикосновением. Но его предложение… Оно было слишком расплывчатым, слишком дружелюбным.

Это ведь лорд Алистер Лоури III, который славился скандалами, а не хитростью. Даже в Дану все слышали о том, как его пьяного вырвало на колени великой герцогине на званом обеде, или о том, как брошенный любовник однажды сжег свое изображение на лужайке и испортил день рождения герцога Мэттонви. И все равно у нее были опасения.

Но если у нее остался только этот шанс, она определенно была готова ухватиться за него. Вот только если она примет предложение Лоури и уедет без разрешения, ее отдадут под трибунал за дезертирство.

Преступление, в лучшем случае карающееся смертью.

А значит, ей сначала придется пойти к королеве. Только от одной мысли об еще одной встрече с ней Рен захотелось рассыпаться в прах. Но в этот раз у нее хотя бы будут рычаги влияния. Робкая надежда расцвела в ней. Изабель ни капельки не заботилась о ней, но она наверняка отложит свою обиду ради общего блага. Лоури предлагал им союз и военную поддержку, и Богиня знала, что Дану остро нуждалась и в том, и в другом.

«Когда я принесу ей это письмо, она наконец будет довольна мной».

Рен следовало бы дать себе пощечину за такую наивную мысль. Но действительно ли было так глупо надеяться? Лоури обратился к Дану из-за нее – потому что он признал ее талант, несмотря на все неудачи. Может быть, его признание наконец убедит Изабель увидеть ее ценность?

Рен вытащила из ящика лист пергамента и набросала просьбу об аудиенции у королевы Дану. К концу ночи она получила ответ, скрепленный королевской печатью из сверкающего серебряного воска.

«10:00. Не опаздывай».

5

Хотя прошла всего неделя после того, как Рен покинула Нокейн, она почти забыла шум в его сердце и удушающее давление толпы. На нее обрушились болтовня пешеходов и ржание лошадей, стук колес экипажей по мощеной дороге, визг духовых оркестров и громкие разговоры извозчиков.

Рен следовала за потоком машин по узким улочкам, утопая в море нижних юбок. Она выругалась, уворачиваясь от кареты, которая чуть не раздавила ей ногу, и заработала возмущенный взгляд женщины впереди.

Она уже вспотела под колючей туникой и дорожным плащом. В городе всегда было оживленно – умение растворяться в толпе и становиться такой же безликой и пустой, как туман, определенно было даром, – но сейчас чувствовался какой-то новый накал страстей. Воздух гудел от заразительного восторга, которого она не чувствовала, казалось, годами. В последнее время у данийцев было не так уж много поводов для праздников.

Насколько Рен понимала, это был не праздник и дело точно было не в снегопаде, каким бы редким он ни был. Толстые хлопья падали с неба, черного от сажи и едкого от загрязнения.

По всей Срот-стрит мальчишки с громкими голосами продавали газеты, стоя на перевернутых ящиках около железных уличных фонарей. Люди толпились вокруг них, жаждущие сегодняшних новостей, как обычно жаждали глинтвейна, продаваемого в рыночных лавках ниже по реке. Когда Рен вытянула шею, чтобы мельком увидеть заголовок, кто-то, спешивший мимо, толкнул ее в плечо. Ее сумка – красное письмо и все остальное – с мокрым шлепком приземлилась в слякоть. Рен приготовилась к оскорблению, пока по привычке поправляла прическу, но мужчина наклонился, чтобы поднять сумку.

– Прошу прощения, сестра, – усмехнулся он из-под усов. – Благословенного дня.

Рен, не веря своим ушам, уставилась на его удаляющуюся спину. Здесь никто никогда не был таким милым.