И приходит ночь

Рен хотела оплакать упущенный момент, но болезненное напоминание о королеве лишило ее всяких эмоций, кроме страха. Она собрала пригоршню травы и скрутила ее, отчаянно пытаясь хоть чем-то занять руки.

– Ты не можешь.

– Я должна. Мой долг королеве превыше всего.

– Но что произойдет с нами, если она обо всем узнает? Что будет с твоим продвижением?

Уна уже несколько месяцев добивалась повышения до подполковника. Подобная ошибка дорого обойдется им обеим. Уне может грозить понижение в звании, а Рен, возможно, полностью лишится своего.

В багрово-синем свете сумерек выражение лица Уны было непроницаемым.

– Я не знаю.

Они сидели в тишине и смотрели, как солнце превращается в сверкающую оранжевую ленту за горами. В такую ночь, как эта, даже тепло Уны рядом не утешало Рен.

2

Пока они ждали встречи с королевой, нервы Рен напряглись, а сердце стучало в такт тиканью

часов. С отвесных каменных стен Северной Башни свисали сотни часов. Резные и расписные часы с кукушкой, часы на стеклянной мозаике, часы с качающимися маятниками и часы с вращающимися шестернями, часы в стеклянных корпусах и часы из металла. Слишком много часов, чтобы человек мог оставаться в здравом уме. Говорили, что Изабель поручила слугам окружить себя вещами, которые не сбиваются с ритма, вещами, которые легко исправлялись в отличие от государств.

Зал в Северной Башне был пуст, если не считать Рен и Уну. Ребристые своды обрамляли потолок, как корсет, а над ними возвышались витражные панели, заключенные в свинцовые рамы. Рен ненавидела это место. Его гулкая необъятность, пыль, кружащаяся в рассеянном свете и выглядящая как призраки в самых темных уголках. В зале не было ничего, кроме книг, икон и удушающего мрака присутствия ее тети. Единственным ярким и живым существом здесь была Уна, освещенная разноцветным солнечным светом, струившимся сквозь стекло.

В любой другой день у Рен могло бы перехватить дыхание от того, как легко здесь можно увековечить память Уны, еще одной королевы-воительницы, из витражного стекла. Красивой и свирепой. Но сегодня эта мысль наполнила ее страхом, а не трепетом. Она могла думать только о том, что Уна была частью этого места, а она нет.

– Ты пялишься, – заметила Уна.

– Просто думала, есть ли у тебя какой-то грандиозный план, как вытащить нас обеих из этой ситуации невредимыми. – Ее слова прозвучали с большей надеждой и жалостью, чем Рен хотелось.

Взгляд Уны, которым она одарила ее, был твердым, как камень.

– Я попробую.

Хотя слово «попробую» было совсем не обнадеживающим, о большем Рен не могла попросить.

Какофония звуков разорвала тишину, когда все часы пробили десять. Когда звон самых больших часов эхом разнесся по коридору и завибрировал в черепе Рен, на пороге лестничной клетки материализовалась служанка Изабель.

– Ее величество готова принять вас.

Они последовали за кружевным шлейфом юбки служанки вверх по винтовой лестнице и вошли в каменный холл. В одном конце маячили массивные двери с вырезанной королевской печатью: полная луна в обрамлении растущего и убывающего полумесяца. Одного этого символа было достаточно, чтобы сердце Рен пропустило удар.

«Дыши, – напомнила себе она, сжав руки, чтобы разогнать кровь по онемевшим пальцам. – Дыши».

Она все еще не собралась с духом, когда Уна распахнула дверь в кабинет королевы. Холодный воздух ворвался в холл и тяжело опустился на плечи Рен. Пятью неуверенными шагами она пересекла коридор и вошла в комнату, где за письменным столом из красного дерева сидела королева средних лет. Строгая и властная, как вырезанная из камня икона, Изабель не соизволила поднять голову, когда Рен заняла место рядом с Уной.

Рен никогда не переставала поражаться красоте королевы, слишком резкой, чтобы смотреть прямо на нее. Никто бы не догадался, что они родственники, и это вполне устраивало Изабель. Королевская кровь Рен была эффективно разбавлена генами ее отца в виде каштановых волос и карих глаз. В то время как Изабель была истинной Сазерленд: бледная кожа, волосы цвета летнего вина, глаза, сверкающие, как кварц. Миф гласил, что кровь данийских королев текла в их вены прямо из вен Богини. Рен верила в это. Столь же прекрасная и сдержанная, как луна, Изабель не могла быть ничем иным, кроме как Богиней, ставшей смертной.

Она читала блокнот, который Уна забрала у мальчика. Во время возвращения в Нокейн Рен так много раз размышляла над ним, постоянно думала о Байерсе. Это делало его отсутствие – и ее ошибку – более реальным. Она не могла потерять кого-то еще. И Дану не мог позволить себе потерять еще больше солдат. В последние годы войны вооруженные силы были практически уничтожены. Остались только самые зеленые, самые молодые новобранцы – и такие, как Уна, которые в восемнадцать лет уже были героями войны.

Если разразится новая война, что произойдет с остальными?