Но Рен так и не смогла найти утешение в вере. Здесь целительство было не более чем ежедневной неприятной обязанностью. На прошлой неделе, когда она забралась в постель с болью в каждом суставе от чрезмерного использования магии, старшие сестры сказали, что это не всегда было так ужасно, так хлопотно.
За три столетия войны было несколько периодов тишины, но набожная королева Изабель возобновила военные действия с беспрецедентным рвением, хотя те, кто не участвовал в войне, все еще страдали. Уволенные с честью солдаты, нуждающиеся в лечении хронической боли. Сироты войны, погрязшие в болезнях после ночей, проведенных на холоде. Обычные люди, получившие травмы на работе, но не способные уволиться.
Пока Рен работала, она чувствовала знакомое покалывание на шее. Взгляды. Глаза ее сестер горели – не всегда недоброжелательно, но с одним и тем же вопросом: «
Вес их мыслей давил на плечи. Возможно, ей показалось, но она была готова поклясться, что они жалели ее. Неудивительно – о ее неудаче уже сообщили в каждой колонке сплетен и таверне города. Теперь она могла только представлять заголовки:
Рен отогнала горечь и попыталась погрузиться в привычный процесс исцеления. Попыталась получить от него удовольствие, но это была просто бессмысленная изматывающая работа. Она сойдет с ума от этой однообразности, от того, как ее мир сжимался все сильнее и сильнее. Да, она помогала людям. Но что значило лечение подагры одного мужчины или сломанного запястья одной женщины против бесчисленных смертей на войне?
Это было совсем не то, чего она хотела. Она находилась совсем не на своем месте. Она должна была найти след похитителя Байерса. Того, кто может забрать у нее Уну. Даже если Уна выживет и проследит за исчезновениями до самой Весрии, война все равно начнется. Уна снова будет участвовать в битвах – но уже без Рен, которая исцелит ее.
Рен заставила себя улыбнуться пациентке, когда свет Исцеляющего Прикосновения исчез. Вслед за этим нахлынуло оцепенение.
– Вот и все. Вы исцелены.
– Спасибо. – Глаза женщины округлились от удивления. – Я никогда не смогу отплатить вам, сестра.
Прежде чем Рен успела ответить, скрюченные пальцы обхватили ее локоть. Она повернулась и увидела мать Элоизу, нависшую над ней с цепочкой деревянных четок, позвякивающих на шее. Точь-в-точь как помнила Рен, Элоиза выглядела как разъяренный грач, хотя время украло больше цвета у ее волос и сморщило золотисто-коричневую кожу. Когда Рен вновь увидела ее, то почувствовала нечто необъяснимое. Это была женщина, которая вырастила ее, которая обучала ее вместе с другими ученицами. Однако в этом воссоединении не было радости. Только холодное узнавание.
Рен не смогла забыть ее удаляющуюся спину в окне.
Когда Элоиза собрала исцеляющую магию в ладонь, Рен подавила гнев, прежде чем он разгорелся как следует. Она не видела Элоизу всю неделю, и вот она здесь, оценивала ее работу так, словно Рен была новоиспеченной ученицей. Явно удовлетворенная, Элоиза погасила магию и положила одну руку поверх другой на трость.
– Идеально, как и всегда, сестра Рен. – Затем она обратилась к женщине: – Иди с миром.
Как только пациентка выбралась из постели и оказалась вне пределов слышимости, Рен набросилась на старуху:
– Недостаточно идеально. В конце концов, я здесь.
– Верно. – Сначала Рен показалось, что Элоиза теперь уйдет. Она была такой же загадочной и раздражающей, как всегда. Однако она полезла в глубокий карман мантии. – Сегодня утром тебе пришло письмо.
Хотя такой быстрый отказ от любезностей задел, внутри Рен зародилась надежда. Возможно, это Изабель написала, что передумала. Но в распухших руках Элоизы дрожал конверт – красный, как осенний лист. Искра возбуждения сменилась смущением. Ей не нужно было приглядываться, чтобы понять, что на нем нет печати королевы. Красный был слишком кричащим цветом. Изабель предпочитала белый и только белый.
Рен взяла письмо. На лицевой стороне были изображены украшенные сусальным золотом оленьи рога – знак керносской знати. Это невероятно ее удивило.