И приведут дороги

Эта мысль возвращала меня к тому, что я ничего не знала об Альгидрасе. Он мог быть последним из хванов, а мог быть кваром, оказавшимся в Свири с какой-то целью. Он мог искренне изумиться тому, что Дева – Святыня кваров и они ее просто ищут, а мог искусно разыграть изумление, благо я уже видела, как он умеет врать, глядя в глаза. Он мог быть предан Радиму и разорвать побратимство, чтобы развязать руки воеводе, а мог с тем же успехом освободиться от Радима, чтобы иметь возможность уехать из Свири насовсем, если надобность в этом городе отпала. Он мог действительно томиться от нелепых навеянных чувств ко мне, а мог просто воспользоваться моментом и сказать ровно те слова, которые я хотела услышать. Я была для него как на ладони, со всеми моими дурацкими эмоциями и переживаниями, он же оставался закрытой книгой. Что, если он просто скармливал мне крупицы правды или же четко продуманной лжи, так удачно вплетенной в правду, просто для того, чтобы я выдавала информацию, которую кто-то или что-то вкладывает мне в голову? При этом лично он не рисковал ничем. Даже если бы я убедилась в том, что он квар, что бы я могла сделать? Рассказать Радиму? Учитывая диагноз Всемилы, думаю, меня бы заперли до конца дней в покоях, и я превратилась бы в комнатное растение под действием отваров. Или же развязка могла быть другой. Ведь Альгидрас ясно дал понять, что после того, как меня выловили из воды, он был начеку. Если бы я выкинула нечто, угрожавшее Радиму (впрочем, Радиму ли, меня бы просто не стало. Это я запомнила четко.

Все эти размышления вгоняли меня в глухую тоску. Я понимала, что не должна ему верить, но что-то внутри меня каждый раз едва не кричало: «А если не ему, то кому?!» Перед кем еще можно не притворяться, не делать вид, что я Всемила? Кому еще можно честно сказать, что я чертовски устала, что мне плохо и что я хочу домой? Я просто не могла ему не верить, потому что каждая, даже самая мимолетная, мысль о нем заставляла мое сердце сжиматься. Я была влюбленной дурой, готовой слушать все что угодно, лишь бы он был рядом и продолжал со мной говорить.

Через шесть дней после отъезда Альгидраса ожидание закончилось. Прибежала одна из тех девочек, что помогали Злате по хозяйству, с криком:

– Воины княжича приехали!

Приветствую тебя, брат Алвар.

Твое письмо порадовало меня. Ты знаешь, что делать, брат. Помни о долге, и да пребудет с тобой сила Священного огня.

Брат СумиранЯ могу воевать с тобой, сколько тебе угодно,Презирая усталость, вступать раз за разом в бой.

Пусть изранили душу до крови слова-осколки,Я могу воевать, невзирая на слабость и боль.Права нет в этой битве на страх или же на ошибку.Я могу отражать раз за разом сотни атак,Но, когда в ход идет твоя искренняя улыбка,

Над моим бастионом взвивается белый флаг.

Глава 15

Ночью накануне отъезда я почти не спала. Все вертелась на постели и гадала, чем меня встретит Каменица, что я скажу Миролюбу, понимала, что непременно увижу князя и наверняка познакомлюсь с матерью Златы и Миролюба. В итоге, так и не уснув, я вскочила еще до первых петухов. Наскоро оделась, умылась, выбежала во двор, не ожидая никого там встретить, и едва не врезалась в Добронегу, которая как раз входила в дом.

– А я хозяйство перед дорогой проверяла, – пробормотала она, нервно поправляя накинутую на плечи шаль.

И тут я поняла, что нервничаю не я одна.

– Волнуешься? – спросила я.

– Ох, волнуюсь, дочка, – вздохнула Добронега. – Давно я из Свири никуда не выбиралась, да и вправду не чаяла уж. Эх, дочка, дочка… Далась нам с тобой эта Каменица. Побыли бы дома. Ты посмотри, как тут у нас…

Она оглянулась и обвела рукой двор с таким видом, точно собиралась уезжать навсегда. Я проследила за ее жестом. Взгляд наткнулся на Серого, который смотрел так грустно, словно понимал, что мы уезжаем. Впрочем, может быть, и понимал – я твердила ему об этом всю неделю. Я посмотрела на огромный дуб, ветви которого, еще не тронутые рассветным солнцем, делали его похожим на гигантского исполина, невесть как очутившегося в этом слишком тесном для него дворе, и с удивлением поняла, что буду скучать по этому месту.

Добронега шагнула мимо меня в сени, потом глубоко вздохнула – я видела, как ее плечи поднялись и опустились, – и тут же, быстро повернувшись ко мне, взяла меня за руку.

– Пойдем, дочка. Поесть перед дорогой надобно, неизвестно, когда теперь получится.