И проснуться не затемно, а на рассвете

Тут-то, в 42-м кантонменте, присланном мне по электронной почте, и происходит первый случай отступничества. Один из последователей Сафека испытывает ужасные экспоненциально возрастающие муки и страдания. Он хороший и надежный парень, и никто не понимает, почему именно он должен был потерять жену и детей, а затем покрыться проказой, ослепнуть, предпринять самоубийство, сойти с ума и вообще испытать массу неудобств. Посреди повествования в него ни с того ни с сего ударяет молния, на него набрасывается лев, и сердце у бедолаги взрывается. Люди не верят своим глазам, и все они обращаются к Сафеку за разъяснениями. Не он ли обещал им спокойную жизнь в обмен на соблюдение Божьего завета? Однако то, что случилось с – вы угадали – Иовом, мало похоже на спокойную жизнь. Людей подмывает бросить все дела и молиться до одурения: вон как плохо кончил не молившийся Иов. Лучше молиться и жить нормально, чем сомневаться и страдать. Понятное дело, Сафек вышел из себя. Бедному Иову досталось, но по сравнению с царем Агагом, на глазах которого покромсали на куски весь его народ, страдания Иова – жалкие цветочки. Сафек рвет, мечет и рубит головы направо и налево. Тут появляется новый герой, некий Елифаз, брат Сафека. Да-да, вы не ослышались, у Сафека, оказывается, все это время был брат. Соблюдение Божьего завета, спокойно объяснял Елифаз, пока Сафек продолжал пинать пыль и раздавать подзатыльники раскаявшимся, спасает их от мародеров, воров и разжигателей войны, а про несчастья, болезни, бедность, голод и просто невезение разговора не было. Они, как и все остальные, – заложники судьбы, с той лишь разницей, что не могут списывать все на Божью волю. Что они знают о Боге, спросил Елифаз, кроме того, что его не существует? Ведь если бы он существовал, разве позволил бы он бедному Иову так страдать? Свою мысль он завершает длинным перечнем загадок в духе: «Ты ли дал коню силу и облек его шею гривою? Можешь ли ты испугать его, как саранчу? Храпение ноздрей его – ужас». На лагерь опустилась великая тишина, и только мухи жужжали над трупом Иова.

– Где вы это взяли? – спросил Зукхарт, глядя на меня из-за письменного стола. – Я каждый день проверяю ваш сайт, там ничего такого нет.

– Получил по электронной почте.

– От кого?

– От Пола К. О’Рурка.

Зукхарт читал распечатанный текст, который мне прислали в последнем письме: скан пожелтевшего свитка. Две колонки убористого текста были написаны, по словам Зукхарта, на арамейском. Верхний край свитка кто-то растрепал или погрыз. Английский перевод прикрепили отдельным файлом: все кантонменты и стихи были пронумерованы, а названия мест и имена людей имели диакритические значки. Сафек был «Să-fěk». Амаликитяне – «Ă-măl-ė-kītes».

– Как интересно… – проговорил Зукхарт, изучая распечатки. – Как интересно… – повторил он, взбивая волосы на руках и сжимая их между пальцами, словно парикмахер в процессе работы. Через пять минут он стащил с носа очки, выпрямился в кресле и уставился на меня.

– Авторство Книги Иова всегда было предметом жарких споров, – наконец сказал он. – Некоторые слова и выражения, безусловно, арамейские по своему тону, а отсутствие каких-либо отсылок к историческим событиям заставило многих ученых оспорить ее негебраическое происхождение. Автор почти наверняка жил до Моисея. Особенно меня заинтересовал этот Елифаз. Он единственный – кроме Иова, – кто упоминается одновременно в Библии и… в этом вашем источнике. Описываются они по-разному, но имя одно.

– И чем же вас это заинтересовало?

– Видите ли, Елифаз был родом из Фемана, Эдом. А Амалик был внуком Исава, предводителя племени идумеян. Идумеяне и амаликитяне – родственные племена.

Я ничего не понял. Он попытался объяснить еще раз:

– Сюжет о сотворении мира в Книге Бытия во многом напоминает вавилоно-аккадский эпос «Энума элиш». Библейский рассказ о Потопе восходит к «Эпосу о Гильгамеше» или, вероятно, даже к индуистской мифологии. Конечно, эти описания грубее и проще библейских, однако же они были первыми. Это уртексты, прототексты.

– Понятное дело, – согласился я. – Одни позаимствовали сюжет у других, другие – у третьих. А все вместе – ерунда на постном масле.

– Нет, послушайте, – он двинул задом и подкатился ближе к столу, – если Книга Иова изначально была написана на арамейском, и если это идумейский текст, чему мы имеем основания верить, поскольку Елифаз родился в Эдоме, и если идумеяне и амаликитяне действительно состояли в близком родстве, воевали с сынами Израилевыми, жили на горе Сеир, тогда перед нами… если оригинал этого плохо отсканированного документа подлинный и если перевод верен, перед нами вполне может быть…

Зукхарт умолк.

– Что?

– Первый черновик Книги Иова, – сказал он.

* * *