Ляля немедленно вскочила, засучила лапами, выбивая когтями по полу разнобойную дробь. И уши ходуном заходили: они смешные у спаниелей, как букли на висках у русских дворянок прошлых столетий.
На улице им улыбались старушки. Мужчина в бежевом свитере и с лицом-луковицей, проходя, внимательно посмотрел на Риту, пытаясь будто узнать в ней стародавнюю знакомую.
Принюхиваясь сосредоточенно, громко сопя в каких-то особенно интересных для нее местах, Ляля рысила рядом с Ритой уверенно, будто делала это много раз. Она смирилась с существованием Риты и была в этом смысле умней ее: Рита опасалась, что какой-нибудь проходящий мимо специалист по собакам спросит ее о чем-нибудь и разоблачит в ней самозванку. Чужая Ляля, не ее.
Иногда Ляля останавливалась, задирала лапу, совсем как кобель, несмотря на то что дама. «Леди», – говорила про нее Варя, мысленно, должно быть, добавляя: «Сука» – слово, которое подходило ей самой.
Они гуляли минут сорок, а то и целый час. Если сначала Рита еще мерзла, жалея, что надела только легкую курточку, то скоро разошлась, разогрелась. Они с Лялей вычертили сообща большой многоугольник по кварталу, уйдя от дома в одну сторону, а вернувшись с другой. Газонов и дерев в округе оказалось маловато, и Рита заметила это только сейчас, сделавшись ненадолго владелицей Ляли.
Рите страшно захотелось супу. Она давно не варила суп, потому что для себя одной скучно, а Олег вечерами не ест: он печется о фигуре. И уезжает все время, а если в выходные дома, то они вечно куда-то идут; он всегда на людях, а ему все мало и мало.
Рита пошла в магазин, купила мяса на кости, а когда вернулась, Ляля встретила ее визгом и скулежом. Спаниелиха приседала и прыгала, встречая чужую, в сущности, тетку, которая всего-то с разок с ней погуляла.
Собакам нужно быть с кем-то вместе, они не могут жить одни, подумала Рита, не позволяя себе радоваться собачьему восторгу и одновременно чувствуя себя ледяной куклой.
А суп удался. Просто бульон, из хорошего мяса, с луком, солью и перцем. Из хорошего все запросто получается.
– Вкусно? – спрашивала Рита, скармливая Ляле куски вареного мяса.
Жадно заглатывая, Ляля глядела на нее, по обыкновению, грустно. Глаза круглые и красноватые по краю.
В оставшееся время дня Ляля иногда подходила к ней, клала ей на колени морду, вздыхала, напоминая о себе. Рита гладила ее по гладкой на темени черной шерсти, чувствуя резкий, свербящий собачий запах. А вечером они погуляли еще раз.
Во второй раз Ляля бежала уже не так ровно. Иногда она резко тянула Риту куда-то в сторону, учуяв что-то на газоне или в кустах.
Она что-то про Риту поняла и вела себя с ней как хозяйка.
Леди.
Когда вечером раздался телефонный звонок, Ляля резко вскочила, залаяла громко, даже отчаянно. Она забегала по комнате, требовательно глядя на Риту, которая все сидела за столом и выстукивала свои малозначительные глупости.
Вниз, к выходу, она Риту буквально тащила – натянула с силой поводок, скребла по ступенькам когтями, рвалась, рычала, скулила: скорей-скорей – и с облегчением, с упреком, с жалобой-визгом зарыдала на весь двор, когда дверь открылась и смогла она наконец вывалиться в ноги своей хозяйке.
Как ребенок после длинного-длинного дня в детском саду.
– Я ее ненадолго оставила дома. Купить надо было что-нибудь. Дома же шаром покати, – отчитывалась Рита под лихорадочные подскоки Ляли. – С ней идти побоялась. Вдруг отвяжет кто-нибудь? Или сорвется сама и убежит.
– Из тебя бы получилась гипертревожная мать, – отвечала Варя, не глядя даже на свою обезумевшую спаниелиху, а только подставляя руку для слюнявых поцелуев.
– А из тебя какая получилась? – Рита обиделась.
– Какая есть. Она хорошо какала?
– Откуда я знаю? Ну, да. Наверное… Она кашляет, – вспомнила Рита. Как от простуды.
– Как она кашляет? Вот так? – Варя издала пару звуков, как будто прочищая горло.
– Вроде бы.
– Так. Или сердце, или глисты. У спаниелей сердце слабое. Таблетками попою.
– От сердца? – Рита не поверила.
– Если не поможет, к врачу сходим. – Варя говорила уверенно – Варю ничем не испугать. – Не подкармливала? Точно?
– Нет. Почти.
– Морда, – удовлетворенно произнесла Варя. – Не курицу хоть? Там кости полые, нельзя, подавиться может.
– Из супа мясо.
– Выпросила. – Она погладила собаку по голове, и у той ходуном заходила лохматая, утиных очертаний гузка. – А я даже краситься не стала. Мужик пришел, а я в чем была. – Уже стемнело, и потому, должно быть, Рита не видела в Варе того душистого яблочного света, с каким та уходила от нее утром.
Рита подумала про ком, который внезапно лопнул у нее в горле сегодня под душем: едва включив воду, она зарыдала, жалея отчего-то чужую собаку, чувствуя себя виноватой, что хозяйка ее бросила, хотя и на день всего. Иногда с Ритой случалось нечто вроде душевного вывиха: она плакала совершенно без причин. Олег уехал ненадолго, не в нем вовсе дело и уж, конечно, не в этой Ляле-Лялечке, которую Рита пообещала как-нибудь взять на день и еще раз, когда Варе приспичит привести домой любовника.
А в чем же тогда?