…и просто богиня

– Ее Федор очень любит. С десяти лет.

– Ага, возраст такой. Я тоже любил.

– И на магнитофон песни писал? С телевизора?

– Нет, но у нас в классе были фанаты. Так принято. Потом, с возрастом, проходит.

– Ну, не скажи. Не у всех проходит.

– А ты не увлекалась музыкантами? Среди девочек особенно распространено. Девочкам нравятся музыканты, а мальчики играют на гитарах, чтобы нравиться девочкам.

– Были какие-то, – ответила она, – но не до фанатизма. А Федор до сих пор любит, представляешь?

– Он ее музыку любит. Она же певица. Я тоже люблю певиц. Мне, кстати, певицы нравятся больше, чем певцы. У мужчин для пения голос плохо устроен. Хрипят в основном, а не поют.

– Ну, не скажи.

– Мужчины токуют, как тетерева. Гормонами поют, тестостероном.

– А женщины, по-твоему, чем? – Марьяна задергала головой, выталкивая из себя колкие ежики смеха.

– А женщины душой.

– Это значит теперь душа называется. Буду знать.

Машины встали плотно-плотно, справа и слева, впереди и сзади, как на пароме.

– Мы даже на ее концерт ездили, представь себе.

– Куда?

– В Италию, конечно. Куда еще?

Марьяна все про певицу.

– Хорошо поет, – сказал я, послушав. У итальянки был прекрасный голос. Неотполированный, подразбитый, очень сильный и естественно льющийся – так редко бывает.

– В субботу прилетели, а в воскресенье улетели. На сутки фактически.

Я встрепенулся:

– Это Федор-то? Не верю!

– Представляешь?! Сходили на концерт, и все. Даже шопингом некогда было заниматься.

– Вживую хорошо поет? Некоторых невозможно слушать на концертах.

– Ничего так. Хотя старая, конечно.

– Почему же старая?

Голос певицы не был молод, но и стар он тоже не был. Надтреснутый, сильный голос-драма.

– Если ему десять лет было, то ей, наверное, лет двадцать. Она уже взрослая была девушка.

– А по голосу и не скажешь.

– У нее все в прошлом. Только в Италии своей и выступает. Знаешь, сколько на нее билет стоил?

– Сколько?

– Тридцать шесть евро.

– Всего?

– Да, всего тридцать шесть евро.

– Ну, не Мадонна, она же поет, а не трясет голой жопой, – сказал я, соображая. – Кому же сейчас нужен голос? Жопа интересней.

Мне почему-то захотелось защитить итальянскую певицу, о существовании которой я узнал только что. Если голос есть, если душа еще может петь, то почему же все в прошлом? Разве справедливо?

– Красивая?

– На вид? Внешне? – Марьяна подумала. – Итальянка как итальянка. Каштановые волосы, длинные. Худая. Высокая, в джинсах. Ничего не висит, а то знаешь, как у некоторых с возрастом бывает… – Она провела дугу от подбородка до шеи. – Для своих лет ничего так сохранилась.

Женщины не слушают певиц и на них не смотрят, они их сравнивают.

– А ты волосы перекрасила.

– Да, и что?

– А так была бы как итальянка.

– Я хочу быть как я, – проговорила Марьяна с расстановкой. – Мы вообще непохожи. – Она посмотрела в водительское зеркало, которое ее отразить не могло, а показывало дорогу, снова донельзя уплотнившуюся.

– Это вы теперь непохожи, – сказал я, думая о кумирах и о том, что, поклоняясь без меры, можно захотеть найти женщину-напоминание. Любоваться луной, зная, что она отражает солнце.

– Нет, мы непохожи, – заупрямилась она, – во-об-ще.

Марьяну тревожило, что Федор любит какую-то итальянку. Он, скуповатый, поехал даже в Италию на ее концерт. Надо приглядеться к этому Федору: если он так любить может, то должно быть в нем что-то необычное, чего я прежде не замечал. Какая-то страсть, которая наружу не выходит, никак не транслируется. Он только кажется темным телом, а там внутри…

«Один раз пряник, семь раз кнут» – так Федор говорит про свой метод руководства. Он не верит в энтузиазм, увлеченность делом, в искреннее желание людей делать свою работу хорошо. Только кнут, а изредка пряник. Подписались – извольте пахать. И сам, впрочем, пашет как вол.

– А пригласи ее, – сказал я.

– Куда?

– На день рождения. Сделай Федору подарок. Пусть у вас споет. Представляешь, как он обрадуется?!

– Дискотека восьмидесятых, что ли? Как теперь модно? – Глаза блеснули и погасли. – Нет, дорого.

– Сама же говоришь, что у нее лучшие времена позади. Может, и недорого. Свяжись с ее агентом. Или людей попроси, которые занимаются организацией концертов, – настаивал я, мысленно отталкивая эгоистичную мыслишку, что тогда и сам, своими глазами могу посмотреть, в кого же влюблен непроницаемый Федор. И на него смогу посмотреть и понять, за что его Марьяна любит, почему вечно ругает его, вечно чего-то недополучая, чувствуя себя обделенной в какой-то мере. – Пусть скажут певице, что русский бизнесмен с детства увлечен ее творчеством. Пусть она сбавит цену.

Захохотала Марьяна:

– За это набавляют только. Да и вообще, ты в своем уме женщине такое говорить – он любит ее с пеленок.

– А что? Она – богиня, а он – ее поклонник.

А что старая, подумал я, так то даже к лучшему – тебе не конкурент.

– Нет, – сказала Марьяна, – была бы дешевая, не стали бы ее сейчас по русской радиостанции крутить. Там же все куплено.

– Адриано Челентано же крутят.

– Ну, ты сравнил.

– Вот у кого все в прошлом, так это у Челентано.

– Почему?

– Ты знаешь, сколько ему лет?