И смех, и слезы, и любовь… Евреи и Петербург: триста лет общей истории

Если бы знал Прокофьев, каким грязным инструментом он пользовался в борьбе с Бродским! Уже после высылки Бродского за границу Лернер был отдан под суд за подделку орденских документов и осужден на три года лагерей. Как вспоминал знавший его поэт Евгений Рейн: «На пиджаке его всегда красовалось несколько орденских колодок. Он охотно рассказывал о своих военных подвигах. Как он прокладывал Дорогу жизни по Ладожскому озеру во время блокады, как вылавливал немецких диверсантов, как к его советам прибегали маршалы Жуков, Говоров, Рокоссовский. Говорилось все это буднично, без нажима. Дескать, это все было, было… Маршалы и генералы могут подтвердить». Как потом оказалось, «все его ордена и медали – фальшивки. Он где-то раздобыл чистые наградные листы и попросту заполнял их на свое имя. Он даже наградил себя орденом Ушакова I степени, который присуждался за победы на флоте. К Дороге жизни через Ладогу он тоже не имел никакого отношения».

Довлатов рассказывает, как ленинградский искусствовед Герасимов, присутствовавший на суде над Иосифом Бродским, услышав приговор, встал и громко, с нескрываемым удовлетворением выкрикнул: «Бродский – в Мичигане, Лернер – в Магадане!»

Сложным и противоречивым является отношение городского фольклора к личности подруги Владимира Маяковского Лили Юрьевны Брик.

Любимая женщина и муза Владимира Маяковского Лиля Брик родилась в еврейской семье. Она была дочерью Урия Александровича Кагана, присяжного поверенного при Московской судебной палате, и рижанки Елены Юрьевны Берман. Окончила Московскую консерваторию. После окончания гимназии, в 1909 году, поступила на математические курсы Герье, затем перешла на Архитектурные курсы. С 1911 года училась лепке в Мюнхене в студии Швегреле. Еще в гимназии Лиля познакомилась с Осипом Бриком. В 1912 году они поженились.

С Маяковским Лиля впервые встретилась в июле 1915 года в Петрограде. Ее сестра Эльза привела поэта в квартиру Бриков на улице Жуковского. Маяковский прочитал новую поэму «Облако в штанах» и тут же посвятил ее Лиле. Вскоре последовал бурный роман, нашедший отражение во многих стихах и поэмах Маяковского.

Известно, что личная жизнь Маяковского переплетена не только с жизнью Лили, но и с жизнью ее официального мужа Осипа, фамилию которого она носила. Их странная и непонятая многими современниками семейная жизнь втроем наложила неизгладимый отпечаток на всю личную и творческую жизнь поэта, а по некоторым свидетельствам, стала одной из причин его самоубийства. Страстно влюбленному Маяковскому приходилось выслушивать от любимой женщины проповеди свободной любви и признания в том, что с Маяковским ей хорошо, но любит она только своего законного мужа Осипа. При этом Осип Брик мог стоять тут же, у дверей спальни, откуда только что вышли Лиля и Маяковский, и снисходительно выслушивать откровения своей супруги.

Впрочем, в богемной среде мода на «брак втроем» была довольно распространенной еще с начала XX века. Ее приверженцами были Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус, Вячеслав Иванов и многие другие. Они утверждали, что «брак вдвоем» – ветхозаветный общественный институт, который отменен Новым заветом. После революции эта «религиозная» система взглядов на брак была заменена революционной теорией «стакана воды», согласно которой удовлетворение страсти приравнивалось к утолению жажды. «И если у тебя просят стакан воды, то имеешь ли ты моральное право отказать в этом?» – вопрошали апологеты этой теории.

После революции активной проповедницей новых половых отношений была известная русская революционная деятельница Александра Михайловна Коллонтай. С тех пор в фольклоре сохранилась даже поговорка: «По примеру Коллонтай ты жене свободу дай!» Особенно пылко она пропагандировала «крылатого эроса революции», который должен был способствовать скорейшему появлению все новых и новых строителей коммунизма. Чему же удивляться, если на суде комсомольский вожак Константин Кочергин, обвиняемый в организации группового изнасилования в Чубаровом, ныне Транспортном, переулке, которое произошло 10 сентября 1935 года, мог наивно воскликнуть в адрес жертвы насилия: «Она же наш товарищ по классу и должна была помочь нашему половому удовлетворению».

Так что к бытовому поведению Маяковского общество относилось снисходительно и терпимо. Об этом можно судить по шуточному завещанию, якобы оставленному поэтом после смерти. Завещание умело пародировало стиль Маяковского, и было видно, что составили его ироничные, но вовсе не безжалостные остроумцы того времени:

Товарищ правительство!Покорми мою маму,Ольгу согрей и другую сестру.

Заодно и согрей уж гулящую Лилю,А я себе спокойненько умру.Хватит волноваться,Счастливо оставаться.