– Моментом пользуетесь, купоны стрижёте? Подайте бога ради, мы тут не местные, хлеба кушать хочем. Угадала?
– Грех смеяться над стариком. Я и жениться готов. Ей бо!
– Вот значит как! Я вам помогу, вы – мне. Ага! Альтруизм оказался ширмой, дымовой завесой для нападения, для агрессии.
– Да ладно, шучу. Что я с ума сошёл что ли, в первую встречную влюбляться? Но уши у вас, правда козырные, а губы… губы и вовсе самые-самые. Да-а! Но, кто в здравом уме на ушах женится!
Люся покраснела до кончиков волос, набычилась, – мне тоже есть, есть, что про вас сказать.
– Рубите правду-матку, Милочка! Поделом мне. Про голос ангельский и походку лебяжью молчу. Не по статусу мне с такой дамой под ручку ходить, не то, чтобы в губы целовать или до роскошных волос дотронуться.
– Я на вас не сержусь, Анатолий Романович. Хотела, но не выходит. Честно-честно. Знаете, мне уже не хочется Антона возвращать. Ниточка какая-то внутри лопнула, даже не заметила, как и когда. И замуж я… согласна. Да-да! Думаете, трусиха, так нет. Предлагайте!
– Вот так, сразу?
– Желаете, аукцион провести, цену набиваете?
– Такая вы мне ещё больше нравитесь. Я другой реакции ожидал.
– Не соскакивайте с темы. Испугались, да!
– У вас кофточка красивая. И грудь удивительная. Мой любимый размер.
– Зубы заговариваете?
– Любуюсь. Мечтаю. Пытаюсь представить вас в интерьере своего скромного жилища.
– Не вписываюсь?
– Ого, вы уже нападаете. Ещё пара минут и смыться не удастся.
– А я почти поверила. С вами так легко. У меня ощущение, что никто меня не бросал. Совсем никто. Я сама его отпустила, я вас ждала. Всю жизнь.
– Так, что-то пошло не так. Это я, я должен клясться в любви, я должен просить руки, уговаривать. Если так дальше пойдёт, со стыда провалюсь куда-нибудь. Давайте забудем и начнём сначала.
Анатолий развернулся, неуверенно, словно боялся чего-то, дотронулся до кудряшек, – тёплые, пушистые, мягкие. Можно, я уши носом потрогаю?
– Носом?
– Вот именно.
У него был странный взгляд, с каким-то лихорадочным блеском.
– Ну, если носом…
– Борода, знаете ли, каляется. Вот сбрею, тогда…
– А мороженое когда? Почему уши? И причём здесь тёплые волосы?
– Не знаю. Просто так. Такие малюсенькие, такие прозрачные, такие милые, беззащитные ушки. Знаешь, бывает так (только не у меня), когда всё-всё вокруг плывёт, вращается, а ты смотришь со стороны, понять ничего не можешь, потому, что хорошо, потому, что здорово, а ты как бы совсем не причём. Оглядываешься – причём. Накуролесил. Сам не понял, чего и как, а счастлив. Дай, я тебя поцелую.
– Боязно. А обманешь?
– Не, не теперь. У меня земля из-под ног уходит. С вами, с тобой… такое бывает?
– Было. Теперь не знаю. Но вы… ты… мне нравитесь. Не пойму, чем. Просто так. Чем я теперь вам обязана?
– Обижаете, сударыня. У меня предложение странного характера. Сейчас мы идём в парикмахерскую. Меня стригут, вы наблюдаете за метаморфозой, за процессом превращения куколки в бабочку. Понравлюсь – я ваш, нет – буду планировать без парашюта с десятого этажа. И всё. Согласны?
– Давайте сначала коньячку накатим, чтобы наверняка. Я ведь тоже ничего толком не пойму, словно в компьютере кнопки нажимаю.
– А если…
– Плевать! Помните как в сказке – куда стрела упадёт.
– Это жестоко. Я не позволю вам рисковать будущим. В конце концов, вы мне не чужая.
– Объяснитесь!
– Я вас люблю!
– Странно. Мне кажется – я вас тоже.
– Стричься будем?
– Даже не знаю теперь. А вдруг…
(В тексте использованы стихи автора с ником в сети – Горькая Девочка)
О, женщины!
Меня никто не провожал. Были на то объективные причины.
В вагоне было душно, но чисто.
Я никогда и никуда не ездил один с тех самых пор как встретил её, Лизу: наивную, простодушную, восторженную девчонку, про которую с обожанием и трепетом говорил, – прелесть, какая она у меня дурочка!
Девочка моя была волшебно хороша: хрупкая, беззащитная, впечатлительная, ранимая, чувствительная и пылкая, доверчивая и романтичная, мечтательная и наивная, податливая и безотказная.
А ещё… ещё она была робкая, но в меру любопытная, чувственная, сентиментальная, немного капризная, деликатная, и в то же время удивительно деятельная. И это ещё не всё: несмотря на внешнюю неприметность, юношескую угловатость, в неё невозможно было не влюбиться, потому что Лиза излучала некий загадочный свет и умела им щедро делиться.
К сожалению одного меня ей оказалось недостаточно.
Когда влюблённость бесцеремонно набрасывается на нас, похищая возможность мыслить логически, когда стремительно врывается в сердце, мы утрачиваем способность отказывать в чём-либо объекту обожания, перестаём глубокомысленно рассуждать, сомневаться. Что бы ни спросила любимая – ответ будет один, – да, да и да! Всё, что угодно – да.