Одного из них звали Адам. Двадцатидвухлетний, с симпатичными ямочками на щеках, в своей школе он наверняка пользовался популярностью среди девчонок, пока пять лет назад не получил сильный удар по голове во время футбольного матча. После этого он слегка повредился в уме и порой тихо бормотал что-то. Светлым пятном в его теперешней жизни были картинки, которые я рисовала для него карандашом — горы и озера. Они ему очень нравились, потому что раньше он часто ходил в пешие походы и на рыбалку, а мне нетрудно было рисовать снова и снова, раз уж это делало его счастливым.
— У тебя есть парень? — спросил он.
— Да, — вздохнула я, думая о том, что отвечаю на этот вопрос уже шестой раз и что если бы с ним не произошло несчастье, он бы мог выбрать любую девушку, какую пожелает.
— Ты хорошенькая, — сказал он. — Похожа на Белоснежку.
Я едва не разревелась. Я убеждала себя, что занятия рисованием активизируют умственные способности Адама и что в один прекрасный день он поправится, надо лишь продолжать работать.
Блейк считал, что я занимаюсь добрым делом. Он сказал мне об этом однажды вечером, когда я зашла к нему в офис. Мы стояли в приемной у стойки красного дерева со словами «Эллис и Хаммел», напечатанными от края до края сверкающими золотыми буквами.
— Уже уходишь? — прозвучал голос рядом.
Мы повернули головы и увидели мистера Эллиса с кипой бумаг в руках.
— Я оставил материалы по делам, которые ты просил, на твоем столе, папа, — сказал Блейк.
Мистер Эллис улыбнулся и похлопал Блейка по плечу.
Несколько минут спустя мы сидели в «корвете». Блейк пожелал заехать домой переодеться перед ужином. В пентхаусе он отправился к себе в комнату, а я сидела на диване и любовалась видом из окна. Открылись двери лифта, и в фойе показался Дэл. Он зашел за сережкой, которую Идалис потеряла, когда в последний раз была здесь.
— Мы расстались, — сообщил он, усаживаясь рядом со мной. — Я так устал от ее бредней.
Неужели это правда? Я пристально смотрела ему в глаза. Сегодня они были скорее зеленые, чем серые.
— Что ж, — сказала я. — Думаю, у тебя все наладится.
Шрам на губе искривился от улыбки. Потом на лестнице появился Блейк, и Дэл заговорил об «Эллис и Хаммел».
— Знаешь, чем занимается на работе твой парень? — спросил он, и я покачала головой. — Помогает отцу и его партнерам захватывать компании, чтобы порядочные люди оставались без работы.
Я взглянула на Блейка. Он выглядел усталым.
— Прекрати, Дэл, — сказал он.
Дэл не слушал.
— А знаешь, что еще они делают, Ари? Подают в суд необоснованные иски о неправильном лечении. И выигрывают. Поэтому медицинские страховки стоят так дорого, и больным раком их не оплатить.
— Хватит уже! — возмутился Блейк и схватил меня за руку.
В машине он заявил, что не хочет оставаться на Манхэттене.
— Поехали в Хэмптонс, закажем еду домой. Надоел мне этот город.
Я не возражала. По дороге он не проронил ни слова, когда мы ели пиццу на кухне — тоже. Пил пиво, смотрел в пустоту, и я знала, в чем дело.
— Тебе необязательно там работать, — сказала я.
— Я должен, Ари. Не могу подвести отца.
Ночь была теплая, и чтобы поднять ему настроение, я предложила полежать в шезлонгах у бассейна, но Блейку захотелось плавать.
— Мне не в чем, — сказала я, и он велел мне сходить наверх — там Рейчел оставила один из своих купальников.
Это было ярко-розовое бикини, нижняя часть которого завязывалась на бантик на левом бедре. Я нашла его в ящике комода среди футболок и парео, в спальне с отраженным светом. Стоя на белом ковре у огромного зеркала, я рассматривала свои тощие ноги, узкую талию и грудь. В лифчике купальника между грудями образовалось слабое подобие ложбинки. Я не считала их совершенными, как Блейк, но и не видела в них ничего ужасного. И решила выйти к бассейну в одном бикини, без футболки.
Затаив дыхание, я спустилась по лестнице, прошла через патио и выдохнула, только когда Блейк мне улыбнулся. Затем он подхватил меня и бросил в воду.
— Идиот! — вдруг вырвалось у меня.
Пока я терла глаза, он нырнул в бассейн, и все снова стало расплывчатым. Он увлек меня в угол, я положила руки ему на плечи.
— Тебе этот купальник идет гораздо больше, чем Рейчел, — заявил он.
Волосы его были приглажены назад, свет от лампочек на дне бассейна отражался в глазах, и я вспомнила, как поднимала свой кусочек мрамора к солнцу.
— Куда мне до Рейчел. Она красивая.
— Это ты красивая, — сказал он.
«Красивая» звучало гораздо лучше, чем «хорошенькая». Я улыбнулась и потрогала его амулет-стрелку.
— У вас с Ли одинаковые кулоны.
— Они достались нам от бабушки, всем троим. Мне, Ли и Дэлу. Но он свой не носит.
— Ты в последнее время разговаривал с Ли? — спросила я, вспомнив о письме, которое я отправила ей в конце июня.