И тогда я ее убила

Дело было в субботу. Я помню это потому, что в то утро Джим пришел со мной. Осень была в самом разгаре, но светило солнце, и погода стояла теплая не по сезону. Мы вышли из метро и влились в неторопливый поток молодых семей, родителей, которые толкали коляски и несли на руках малышей, и посетителей кофеен, которые выскакивали на тротуары. Когда лет десять назад я купила тут магазин, это была тихая часть Бруклина, где жили обыкновенные люди, занимающиеся своими обыкновенными делами, но уже можно было ощутить вкус грядущих перемен. Слово «вкус» следует воспринимать буквально, потому что старые магазинчики стали закрываться, и на их место пришли рестораны высокой кухни. Там подавали искусно приготовленные и красиво сервированные блюда; о таких местах пишут в глянцевых журналах, туда приезжают на такси. Следом начали появляться претенциозные винные бары, модные магазины, лавки органических продуктов и, наконец, художественные галереи. А они, чтобы вам было известно, признак того, что район окончательно и бесповоротно облагородился и огламурился.

Тем солнечным утром Джим намеревался зайти в книжный по соседству с моим магазинчиком, а потому мы шли вместе, под ручку, и до места назначения оставалась какая-то сотня футов, когда впереди раздался жуткий грохот. Поток транспорта был густым и еле полз, и вот автомобиль, в который набилось слишком много народу, впилился в зад другому, предыдущему. Двигались они небыстро, тут не разгонишься, и, наверное, водитель отвлекся на что-то на улице и не смотрел, куда едет. Но все равно звук столкновения получился громким. Задняя дверца открылась, оттуда выскочила девочка от силы лет семи-восьми, завопила во всю мощь легких и бросилась бежать.

Мы оказались в кучке народа, остановившегося поглядеть на небольшое ДТП, и, к моему изумлению, люди стали расступаться, пропуская этого ребенка, перепуганную темноволосую малышку, которую гнал вперед страх. Я что-то крикнула, оттолкнула с дороги тех, кто мешал пройти, протянула руку и остановила девочку, когда она поравнялась со мной. Моя ладонь уперлась ей в грудь.

— Привет, — ласково сказала я и присела на корточки.

Наши лица оказались на одном уровне. Девочка все еще кричала, ее глаза, огромные, отчаянные, уставились прямо на меня.

— Не бойся, лапочка, все хорошо. Все уже кончилось, — повторяла я снова и снова, а сама обняла девочку и быстро окинула взглядом с ног до головы, убеждаясь, что она действительно не пострадала. Затем откуда-то сверху протянулись две руки, подняли девочку, я вскинула глаза и увидела, как мать уносит ее прочь. От меня.

Потом Джек сказал мне, что мой поступок произвел на него впечатление, но я была растеряна и расстроена оттого, что никто из взрослых зевак не попытался задержать малышку, а ведь она могла попасть под машину или потеряться.

— Она же, бедняжка, была в шоке, — сказала я ему. — Что вообще такое творится с людьми?

Мы пошли дальше, и Джек обнял меня за плечи.

— Храбрая, бесстрашная Эмма, — проговорил он в пространство, — бросается в толпу…

— Прекрати! — Я ткнула его кулаком в плечо.

— …Готовая рискнуть всем ради спасения несчастного ребенка…

— Да завязывай уже! — засмеялась я.

— …От опасности, которой не предотвратить никому, кроме нее, Супер-Эммы.

— Ладно, хватит. Твоя точка зрения ясна.

Он повернул ко мне милое улыбающееся лицо и поцеловал меня в щеку.

— Может, в тебе просыпаются материнские инстинкты?

Материнские? Это он вообще о чем? О том, не подумываю ли я обзавестись детьми? Конечно, да — мы об этом думали. И даже иногда говорили о детях.

И, возможно, Джек сделал правильное предположение, потому что я все думала об этой девочке, как она смотрела на меня отчаянными глазами, будто взывая ко мне о помощи — и я помогла, я была с ней. Сказать по правде, меня расстроило, когда мать ее забрала. Я хотела бы остаться с девочкой подольше. Это воспоминание возвращалось ко мне весь день.

А потом в магазин вошла Беатрис.

* * *

Она была такой прекрасной, лучащейся, элегантной, и я совершенно точно знала, кто она такая. Меня так потрясло ее явление, что в какое-то мгновение я даже засомневалась, на каком свете нахожусь, в реальности или во сне. А она коротко мне улыбнулась и просканировала взглядом ближайшие к ней товары: вроде бы вазу, совершенно точно — большие деревянные шахматы, кажется, набор каменных подставок под горячее. Провела пальцем по разделочной доске из древесины ореха, а я все не могла оторвать от нее глаз.

— Покажите мне, пожалуйста, вон ту лампу! — она указала куда-то наверх, и я перевела туда взгляд.

На полке стояла лампа из коллекции Селии Шерман: синее керамическое основание и большой голубой абажур, весь в экзотических птицах. Я порадовалась, потому что лампа была из числа моих любимых. Интерес к ней со стороны Беатрис как бы подтверждал мой вкус.

— Конечно. — Я профессионально улыбнулась, хотя внутри все пело оттого, что она со мной заговорила. Я вытащила из-под прилавка табуреточку, залезла на нее, сняла лампу и вручила Беатрис.