И уплывают пароходы, и остаются берега

Было только три часа с небольшим, а уже над темной гривой леса по ту сторону залива всходило раннее онежское солнце. Оно вставало неяркое, стылое, и на него можно было смотреть не застясь. Низкие слежалые облака тотчас урезали его наполовину, а потом и скрыли совсем.

8

Возвращались по тихой воде.

Онега, наплескавшись за ночь и наволочив на себя пухлое одеяло облаков, умиротворенно дремлет в утреннем забытьи. Вскидывается зоревая рыбешка, хороводясь, дробит сонную воду, оставляя после себя медленно разбегающиеся колечки, похожие на шлепки дождевых капель.

- Сорога играет, к дождю, однако! - щурится из-под картуза Савоня и, обернувшись, глядит, как лодка пашет на два отвала мягко сияющее раздолье.Скоро паровой окунь пойдет, на мелкое, на луды.- И поясняет, выкрикивая: Это который табунится по теплой воде, по пару! Еще не время ему. Черема по островам не оцвела! Рано быть паровому!

- Со скольких там... б-буфет? - Дима-маленький перевешивается через борт, плещет в лицо с ладони, пьет и шумно отфыркивается.

- Что, друг, перебор? - усмехается Дима-большой.- Два туза?

Дима-маленький молча валится на осочную подстилку и натягивает на себя куртку. Скоро из-под нее раздается засосный храп.

-- Все! Этому уже Карелия снится...- кивает Дима-большой и, насмешливо разглядывая обшарпанные сандалии, торчащие из-под голубой куртки, напевает:

Тещи, матери и жены,

Не горюйте, не грустите,

К вам вернутся робинзоны

С чемоданами открытий...

- Ой, мальчики! Мы забыли занести стол...- вспоминает Шурочка.- Там все так раскидано...

- Не беспокойтеся! - отзывается Савоня.- Вернусь тогда - приберу. А то дак и сороки подчистят.

- Это ваша избушечка?

- А - ничья! Так, порожняя... Рыбаки себе срубили.- И оживившись, рассказывает: - Об прошлом годе так-от двое из Москвы облюбовали, недели три жили, дак... То ли муж с женой, а может, и так просто... На сетях спали заместо постели. Он дак и не брился, пока жил,- бородой оброс. Хочу, говорит, опроститься, ни о чем не думать. Тут, говорит, как в раю. И все, бывало, милуются, рука об руку ходят, грибки-ягоды собирают. А я их рыбкой еще подкармливал. Как раз окунь паровой валом валил. И в магазин плавал, за вином да за куревом... А потом што-то занеладили. Он себе на берегу сидит, она себе... То ли деньги поизрасходовались, то ли наскучило... Рай-то рай, да ежели только недолго.

- Бывает, бать, бывает...- Дима-большой шарит по карманам у похрапывающего Димы-маленького, достает колоду карт, предлагает: - Ну как, ацтеки, врежем дурака?

Между скамейками ставят перевернутое ведро, Дима садится в паре с Шурочкой, Несветский с Ритой. Гойя Надцатый играть отказался. Он достает альбомчик и, уединившись на носу, что-то черкает, поглядывая на пробегающий справа берег.

Где-то на полпути встречается черный скуластый буксир с километровым хвостом из связанных бревен. Буксир тяжко, утробно сопит, и еще издали окатывает моторку едким солярным дымом, который вычихивает из низкой жерластой трубы. Сиплый гудок требует дорогу, но Савоня не сворачивает, а только глушит мотор, и плотогон с крупной белой надписью по носу "Семен Дежнев" медленно проходит левой стороной. Из рулевой рубки высовывается женщина, по самые глаза повязанная красной косынкой, пристально и строго вглядывается в пассажиров моторки.

- Здорово, Анна! - кричит ей Савоня.- Одна рулишь? А где ж твой Иваныч?

- Спит,- неохотно откликается женщина.- Нарулился...

Позади рубки на такелажном рундуке из-под бушлата торчат раскинутые босые ступни. Тут же беленькая девочка, склонившись над алюминиевой кастрюлей, чистит картошку. Мальчик поменьше в балахонистой тельняшке пинает ногами волейбольный мяч, подвязанный, чтобы не падал за борт, к длинной жердине. Девочка первой замечает моторку, с ножом и картофелиной подбегает к поручням. Дима-большой нашаривает в кармане завалявшуюся со вчерашнего конфету, замахивается и бросает на палубу буксира. Девочка испуганно убегает за рундук.

- Но-но! - остерегает женщина.- Я тя швырну! - и грозит кулаком из рубки.

- Ты чего? - удивляется Дима-большой.- Дура ненормальная!

- Это Анна,- коротко поясняет Савоня.

- Тулисты! Тулисты! - выкрикивает парнишка, показывает лодке язык и тоже, мелькая босыми пятками, улепетывает за рундук.

- Я тя кину, холера! Шляются тут...- женщина круто матерится и отворачивается к штурвалу.

Савоня снова запускает мотор, и лодка мчится мимо плота, облепленного отдыхающими чайками.

Незаметно начинает сеяться тихий неспешный дождь. Онега теряет свой фиолетовый блеск, тускнеет и шершавеет, морось обкладывает горизонт.

Игра в подкидного расстраивается.

Дима-большой притягивает к себе Риту, накрывается вместе с ней общим плащом. То же самое проделывает Несветский, сидящий рядом с Шурочкой. Гойя Надцатый прячет за пазуху альбомчик и натягивает на панаму капюшон штормовки.

Савоня, оставшись наедине с самим собой, поудобнее гнездит голову в поднятом вороте бушлата, недвижно затаивается на кормовой лавке, и только глаза его живо и зорко бегают под навесом козырька, увешанного дождевыми каплями.